«Дурак, чего тебе еще надо, уходи, уходи, пока тебе не врезали по первое число! что хочешь доказать бессмысленной смертью! Этим гадам твой катафалк — посмешище. Чугун, я не знал, что ты такой болван, зачем лезешь в пекло, неумное ты существо…»
Летчик крепит на штурвале руки, чтобы не отпустить, когда придет большая боль…
Для немцев это выглядело так: русский бомбардировщик, который на малой высоте казался непомерно большим, медленно, как в сомнамбулическом сне, приближается к понтонам. Было видно, как от огня эрликонов куски обшивки отлетают от него — машина таяла на глазах. Потом стала заваливаться на правое крыло, нырнула вниз и врезалась в километре от переправы в берег….
В 1945 году генерал М., находясь как военный преступник под следствием, по предложению западных оккупационных властей написал воспоминания «Лето 41-го года». Писал книгу по утрам, после прогулки по тюремному дворику и нескольких сотен шагов, отмеренных в камере, он должен был расходиться — чтобы его мозг не цепенел при взгляде на чистый лист бумаги, — ходил взад-вперед, пока призраки прошлого не явятся и не заговорят. Тогда садился писать — докладывать будущим поколениям, историкам и тем, кто был во время войны по другую сторону фронта, а теперь взявшим на себя ответственность за послевоенное устройство мира, что считает важным зафиксировать, учесть и понять из того, что было им лично пережито. Воспоминания возвращали ему понимание роли танковой дивизии, которой он командовал, своего места в разыгравшихся событиях и причин допущенных ошибок. Оценки, выводы, предположения, характеристики участников событий, как грим, накладывались на живое, кишащее событиями время. Воспоминания не задавали вопросов, они текли вперед рекою и влекли за собой туда, где будут приняты, как он теперь знал, роковые решения. Это знание придавало его повествованию горечь.
В тот день, когда генерал писал главу «Дорога на Смоленск», его память заполнили возбужденные, решительные лица подчиненных. В их кругу он сам себе представлялся молодым и в расцвете своих возможностей. Шагая по тюремному двору, до мелочей вспомнил, как накануне армейской операции попросил срочно соединить его с командующим. Доложил о результате анализа последних разведданных и предложил в план завтрашнего наступления внести коррективы: удар его дивизии переместить правее, что приведет к более широкому охвату русских войск. Идея маневра была подсказана сведениями о том, что, помимо дороги, вдоль которой планировался удар, существовала еще одна, на карте не обозначенная. Инициативный офицер разведки догадался ее проверить, и оказалось, есть хорошо разъезженная заготовщиками древесины дорога. Мотоциклисты без препятствий вышли к реке на семьдесят километров южнее места намечаемого удара. Русские не могли ожидать здесь появления противника. А это значило: им будет уготован грандиозный «мешок».
Предложение привело командующего Б. в хорошее настроение, он сказал М. несколько лестных слов. «О, вы превосходно владеете „стратегией растопыренных пальцев“, умеете схватить противника за горло! Что же касается меня, я, вероятно, слишком полагаюсь на стратегию кулака. Уже не в первый раз вы вносите в мои планы новые заманчивые перспективы. Заверяю вас, я постараюсь, чтобы в историю русского похода это операция вошла под двойным именем — моим и вашим. Однако — спешите…»
До темноты оставалось несколько часов, нельзя было терять даже часа на совещание командиров частей. Уполномоченные штаба, получив директивы, разъехались на их местоположения; батальон разведки, за ним саперы-мостовики выступили немедленно. Бывают предчувствия удачи, такие же заразительные, как предчувствия неудачи. М. верил: бог-случай будет на его стороне. Броневая чешуя дивизии зашевелилась. Низкий гул моторов и лязг гусениц давно стали увертюрой его судьбы. Он вышел из штаба, чтобы увидеть начало операции, которая могла решительно приблизить победоносное окончание всей кампании.
В тот же вечер, он помнил, его матери предоставили возможность переговорить с ним по телефону. Он даже не мог подумать о том, чтобы отложить разговор. Родственники считали, что генерал своей решительностью и напористостью пошел в свою мать, — он признавал это и шутил: «я командую дивизией только потому, что моя мать могла бы командовать танковой армией». Она сказала, что сегодня одна берлинская газета поместила его портрет и хвалебный очерк, но часто слышит разговоры серьезных людей о том, что официальные вести с Восточного фронта преувеличивают наши победы. Он сказал, что успехи немецкой армии действительно весьма и весьма значительны и в скором времени ожидаются еще большие победы. Дух войск выше всякой похвалы.
Читать дальше