Борис Иванов - Сочинения. Том 1. Жатва жертв

Вот и всё.

Экипажи стоят с бесцветными лицами. Он мог бы их развлечь любым из тех приемов, которыми подбадривал зеленых курсачей. Но сейчас он не будет этого делать, это было бы тем, что истовые староверы их деревни называли мудреным словом святотатство. Он говорит: если его «тройка» будет выведена из строя, командование эскадрильи переходит к старшему лейтенанту Самоцветову. В случае же выхода из строя Самоцветова его место займет Агапов.

— А если, — кричит Аганесов, — собьют Агапова?

— Эскадрилью поведешь ты, Рустам.

Экипажи назначают преемников дальше. Это уже игра. Летчики обступили и поздравляют последнего командира эскадрильи — Костю Цурикова, самого маленького по росту пилота. Это шутка. Но в воздух теперь пойдут «командиры эскадрильи».

Кабина — духовка. Металл, кожа, резина — все пышет жаром. В новом самолете — как будто надел новую рубашку: весело и осторожничаешь. Теперь его руки, ноги, глаза станут лишь придатками рулевых тяг, штурвала, кнопок, тумблеров, приборов «Петлякова». Штурман сидит у летчика за спиной, они могут при случае дотянуться друг до друга. Место стрелка «на камчатке» — в хвосте за топливным баком. С ним контакт только по ларингофону.

Включает ларингофон: «Штурман, будем знакомиться. Фамилию верно запомнил — Пономарев?» — «Так точно». (Это тот, который пишет летопись полка. Бес их, писателей, знает. Может, уже занес Чугунова в славную историю части: «Сегодня в полку объявился мужчина с конопатым носом…») — «А стрелка, наверно, Колей звать?» — «Откуда, товарищ лейтенант, мое имя знаете?» (Имя угадал, а какой с виду — чернявый или рыжий, не заметил, когда парень нырнул в свой люк.) — «Кто-то, Коля, наверно, на ухо шепнул. Как меня слышно?.. Хорошо?.. Николай, какие экипажи сигналят о готовности к взлету?.. Все! Не может быть! О, оказывается, в эскадрилье собрались одни ассы».

Торжественным кажется летчику старт. Новые самолеты, необстрелянные, горячие парни, и он, Чугунов, если разобраться, только сегодня начинают свою настоящую войну. И черт знает, с какого хода! Подполковник гладко доказывал, что живыми они не нужны. Сейчас в самый аккурат бросить их в пекло — в пыль, в хлам превратить всё, что насобирал Махонин. И кому, как не ему, доверить переться на чертовы рога со всем этим детским садом! Прибавил газ. Рев моторов — сливается с его настроением. Прибавил еще, самолет встрепенулся, нетерпеливо задергался. Отпустил тормоза шасси — «Петляков» пошел, клюя носом. Краем глаза увидел бегущего наперерез служаку Стенина и тотчас забыл о нем. Скорость всегда освобождала его от ненужных мыслей.

Крутой вираж, чтобы лучше почувствовать машину и посмотреть, как взлетят другие. Косо бросились под самолет домики поселка — с сельмагом, водокачкой, полковыми бараками. Весь «тыл» высыпал на улицу смотреть, как улетает эскадрилья…

— Командир, капитана Стенина взяла на борт «пятерка».

Зря Самоцветов взял грех на душу. Старый рыцарь гарнизонной службы станет ненужной жертвой большой драки. Войне не нужны дурацкие подношения. Ей вообще не нужны жертвы. Ей нужны оголтелые бойцы. Ей нужен я, Павел Чугунов. Вот кто ей нужен.

Он не сомневается в том, что не успели они с Самоцветовым покинуть КП, как принятое решение стало обрастать глупыми предположениями и опасениями. И не придумали ничего лучшего, как послать с эскадрильей начальника штаба. И конечно, Махонин тоже порывался возглавить вылет сам. «Стратеги, вы своим недоверием только людей портите!» — вставил Чугунов свою речь в воображаемое совещание.

Теперь Чугунов должен выяснить, берет начальник штаба руководство полета на себя или приказ Махонина остается в силе. В воздухе каша — идет построение. Приближается к «пятерке» и обходит ее. В фонаре видит голову Самоцветова. «Пятерка» пристраивается в правом пеленге, как договорились на земле. Все ясно. Он покачивает крыльями — «внимание, следуйте за мной». Штурвал тянет на себя.

«Пешка» круто набирает высоту. Новые моторы тянут, как молодые кони. Земные мелочи начинают теряться в дымке. Теперь «сливовые косточки» летят крыло в крыло — он вспомнил, как вчера в полутьме столовой выкладывал на клеенке строй эскадрильи косточками из компота.

На высоте небо темнее и глубже. Ни одного облачка. Дневной месяц мчится на севере — единственный свидетель их полета. Две тысячи таких вот бомбардировщиков и новых истребителей — он видел эти новые истребители — и война пошла бы иначе. В глазах — измученная пехота, которая пылит сейчас по дорогам с полной выкладкой под палящим солнцем, — «Шире шаг!.. Шире шаг!..» К фронту под бомбежками рвутся эшелоны. Кажется, всех — и его с эскадрильей — невидимая сила засасывает в гигантскую пробоину — и не нужно сверяться по карте, их притянет туда, где прорван фронт. Эскадрилья — горстка махорки, которую хотят швырнуть врагу в глаза.