Борис Иванов - Сочинения. Том 1. Жатва жертв

Капитан Махонин тычет пальцем в карту и заглядывает летчикам в глаза. Он начал ставить задачу не с того конца и поэтому должен начать с начала:

— Вот здесь, — он показывает на карте, как врачу показывают больное место, — переправа. Сегодня утром противник навел переправу и выводит на восточный берег свои механизированные части… Дело не только в этом… — Чугунов приблизился к карте: синяя артерия реки с жилками притоков, черные кляксы городов, красные капилляры — шоссейных дорог… — А вот по эту сторону, — тыловой стороной ладони Махонин ведет на восток, — нет ни одной нашей части, ни одного заслона…

В стороне, переступая начищенными сапогами, молчит незнакомый подполковник. Командир полка предоставляет ему слово.

— Командованию, чтобы организовать оборону, нужно время… время… время, — сердито проговорил подполковник.

— Алексей Николаевич, — окликнул Махонина Чугунов, — ставьте задачу.

Все оказалось хуже, чем можно представить. Силами всех имеющихся самолетов полку приказывалось нанести удар по переправе, при этом ее разрушение не считалось выполнением задачи. «Ну что с того, что вы распиздярите несколько понтонов, — через полчаса они их заменят, — грубо выразился подполковник. — Основная задача — задержать работу переправы насколько можно». Из-за этого «насколько можно» туманность распространялась на все задание. Наверно, потому так и путался и сбивался Махонин. Из «насколько можно» вытекало, что возвращение «петляковых» на аэродром не ожидалось. Более того, додумал Чугунов, их возвращение становилось, по меньшей мере, свидетельством плохо выполненного приказа. Вот почему всё, что происходило на КП, не было похожим на обычное получение задания, вот почему на лице командира полка всё как-то сместилось. Представитель высокого командования выступил вперед и еще раз пояснил задачу. Он обращался к Самоцветову, как старшему по званию, но, когда подполковник закончил, Махонин сказал, что эскадрилью поведет Чугунов. Старший лейтенант покраснел, Чугунов усмехнулся. Произошла неловкая заминка.

— Разрешите выполнять?

Капитан что-то хотел добавить, но лишь коснулся Чугунова своим коротким тяжелым телом и отвернулся.

Долго ли были на КП, а будто полдня прошло. Солнце нещадно палит с белесого юга, кажется, еще немного — и вспыхнет трава невидимым пламенем. Сразу взмокла под гимнастеркой спина, тесен ворот и будто устал. Барак остается слева. Наверно, что-то нужно взять с собой. В его тумбочке бритвенный прибор, «Евгения Гранде», конверты, грамота, скрученная в трубку: по штанге был рекордсменом училища, несколько писем: «Здорово, брат…», «Здравствуй, сыночек Павлуша…» Нет, всё у него с собой. Всё? Что-то все-таки там оставил… Нет. Ничего. Ушла тревога, томившая с утра, потому вдруг и пусто стало. Самоцветов глотает слюну, хочет что-то сказать. Что они могут сказать друг другу. Чугунов не знает летчика Самоцветова, Самоцветов — летчика Чугунова.

«Петляковы» развернуты фюзеляжами к роще. Трава прижалась к земле, кусты взмахивают ветвями, пропеллеры гонят вихри пыли в полусумрак деревьев. Экипажи, взбудораженные неожиданным приказом, облекаются в летные комбинезоны. Тут и оружейники подвешивают бомбы. Пока командир полка отдавал приказ, Стенин загонял всех. Рев моторов покрывает все звуки. Самоцветов что-то хочет докричать в ухо Чугунову. «Вергасов? Какой Вергасов! При чем здесь Вергасов?!..» Ах да, ах, вот оно что! Вергасов, этот посредственный летун, плохой ухажер, вчера должен был ударить безобидную повариху и пойти под суд, чтобы он, Чугунов, мог занять место за штурвалом его «тройки». Так вот какое окончание у «фильма», начало которого он видел вчера через окно раздачи! Не будь вчерашнего инцидента, может быть, стоять ему сейчас на пороге барака и смотреть, как собирается братва в небо.

Чугунов кричит, приказывает, торопит. Экипажи построил в стороне от машин. Некоторые летчики еще не влезли в комбинезоны. Скороговоркой соблюдает ритуал построения: «Равняйсь — смирно — вольно». Излагает боевое задание. Каждую фразу повторяет — порядку речи мешает хаос, бушующий всюду: и здесь, и на фронте, и в головах людей. Повторение помогает собраться с мыслью. Он должен сам пройти по следу собственных слов, чтобы приказ, отданный другими, стал его, Чугунова, приказом. Должен ли он говорить о том, что командование не ожидает их возвращения. Что эскадрилья уже фактически списана с довольствия и что они видят этот аэродром в последний раз. Но нет такой профессии — умирать, все умирают по-своему. В конце концов, его обязанность лишь повторить приказ командования. Дважды повторил: «Задача эскадрильи не исчерпывается разрушением понтонной переправы, главная цель — как можно дольше задержать ее работу. Взлет по достижению готовности».