Роланъ Доржелесъ - Деревянные кресты

— Снимите шапку.

Товарищъ, весь красный, неловко снимаетъ кепи.

— Та! та! та! та! Слишкомъ длинно, грязно. Вы должны подрѣзать эти волосы… Запишите его фамилію, Морашъ.

Воспользовавшись тѣмъ, что онъ повернулся къ нимъ спиной, нѣкоторые товарищи поспѣшно, украдкой снимаютъ кепи и, поплевавъ на руки, стараются изо всѣхъ силъ пригладить упрямые волосы. Къ несчастью, капитанъ интересуется не только волосами. Онъ все замѣчаетъ: недостающую пуговицу, пятно ржавчины на винтовкѣ, плохо начищенные башмаки, грязь на патронной сумкѣ; и ледянымъ голосомъ спрашиваетъ:

— Гдѣ вы такъ запачкались?

Какой странный вопросъ…

Пробравъ Бреваля, у котораго патронная сумка держится на веревкахъ, онъ останавливается передъ Сюльфаромъ. Тотъ вытянулся, сдвинувъ каблуки, устремивъ впередъ, неподвижный взглядъ. Капитанъ съ минуту осматриваетъ его.

— Хорошъ, — насмѣшливо говоритъ онъ.

Сюльфаръ не шевельнулся, не опустилъ даже глазъ. Сосѣди, сдерживая улыбки, искоса поглядываютъ на него.

— Вы считаете себя неотразимымъ со своимъ поломаннымъ козырькомъ, въ этой хулиганской каскеткѣ, та… та… Хотите понравиться дѣвицамъ? Хорошъ былъ бы вкусъ у нихъ.

Радость товарищей прорывается подобострастнымъ тихимъ смѣшкомъ.

Сюльфаръ все не шевелится, вытянувъ лѣвую руку, закинувъ голову.

— А эти волосы! Честное слово, онъ не стригся съ самаго начала войны… Брюки разорваны, та… та… грязь на башмакахъ… Плохо одѣтъ, очень плохо одѣтъ. Запишите его фамилію, Морашъ, четыре дня ареста… И пусть его остригутъ, та… та… хорошенько.

Сюльфаръ невозмутимъ. Онъ не дрогнулъ бровью, не шелохнулся. Ахъ! Эти побѣдители на Марнѣ…

Мы думали, что смотръ оконченъ и отъ нетерпѣнія у насъ дрожали колѣни, какъ вдругъ капитанъ скомандовалъ:

— Сумки на землю!

Я такъ и зналъ! Начинается осмотръ запасныхъ съѣстныхъ припасовъ.

Стоя на колѣняхъ передъ разстегнутой сумкой, приходится все разобрать, все перепутать, все вытащить, чтобы отыскать кубики соленаго бульона, раздавленные подъ рубашками, или пакетъ съ кофе, которое разсыпалось по носкамъ и пачкаетъ бѣлье.

Вынимаютъ всѣ, стоя на колѣняхъ, охваченные злобой.

— Думаетъ, что слопаютъ всѣ его бисквиты, — ворчитъ Веронъ.

Раскладываютъ все свое имущество: патроны, сахаръ, консервы изъ обезьяньяго мяса. Такъ трудно было уложить все въ сумку, и теперь надо опустошить ее до дна. Товарищи на четверенькахъ встревоженно считаютъ и пересчитываютъ свои патроны.

— Чортъ возьми, у меня не хватаетъ… Нѣтъ ли у тебя лишнихъ?

Все наше имущество заключается въ этой кучкѣ тряпья и консервовъ, которую капитанъ ворошитъ концомъ своей палки, считая патроны.

Онъ быстро проходитъ по рядамъ, затѣмъ становится лицомъ къ нашему взводу и спрашиваетъ:

— Не хочетъ ли кто-нибудь быть кашеваромъ? Кашеваръ пятаго отдѣленія отставленъ. Кто хочетъ занять его мѣсто?

Тотчасъ же всѣ сразу взглянули на Буффіу. Двѣсти человѣческихъ головъ съ оживившимися лицами повернулись къ нему, предвкушая возможность посмѣяться. Торговецъ лошадьми весь покраснѣлъ, но все-таки крикнулъ:

— Я!

— Вы умѣете стряпать? — спросилъ его Крюше.

— Я былъ поваромъ по профессіи, господинъ капитанъ.

Тутъ вся рота прыснула со смѣху. Брукъ, согнувшись вдвое, задыхался.

Не могли удержаться даже сержанты, стоявшіе смирно, и Крюше, недовольный, долженъ былъ скомандовать:

— Вольно! Разойдись!

— Шесть часовъ, а обѣда еще нѣтъ… Ну, это все-таки слишкомъ!

Сюльфаръ не можетъ усидѣть на мѣстѣ. Вынувъ свою кружку и котелокъ, онъ становится у входа въ ту часть окопа, которая занята зуавами, откуда должны появиться кашевары со своими помощниками.

Но никто его не слушаетъ, никто его не поддерживаетъ. Одни читаютъ, другіе спятъ въ своихъ землянкахъ, маленькій Беленъ пришиваетъ пуговицы въ своей шинели телефонной проволокой. Гамель жуетъ табакъ. Это всеобщее безразличіе возмущаетъ Сюльфара. Онъ пожимаетъ плечами и отводитъ душу, отбросивъ ногой валяющійся котелокъ и насмѣшливо ворча:

— Получимъ мы… да… Получимъ чечевицу съ пескомъ и макароны въ холодной водѣ. А тѣмъ временемъ кашевары обжираются со всѣми остальными скотами.

Я знаю Сюльфара и его крайнія мнѣнія: „остальные скоты“ — это всѣ тѣ, кто не попадаетъ въ окопы, безъ различія пола, званія, чина.

Затѣмъ онъ развиваетъ планъ реформъ военнаго быта, въ которомъ особенно подчеркивается, что всѣ солдаты по очереди должны занимать должность кашевара. Но тѣ, кто еще не чувствуетъ голода, ни словомъ не поддерживаютъ его: Бреваль пишетъ, Брукъ храпитъ, Веронъ насвистываетъ.