Роланъ Доржелесъ - Деревянные кресты

— Ничего… Снопъ сѣна.

Они подходили уже къ ручью, какъ вдругъ ночь, казалось, посвѣтлѣла. Луну заволакивало только тонкое облачко; вѣтеръ отдернулъ его, и обнаженныя поля освѣтились. Патруль не двигался и замеръ, залитый потокомъ луннаго свѣта. Долго лежали они, пригвожденные къ мѣсту, молча, не шевелясь. Только Жильберъ, взявъ кепи, приподнялся на локтяхъ, стараясь оріентироваться. Когда луна снова заволоклась, онъ первый всталъ и пошелъ напрямикъ. Въ травѣ онъ замѣтилъ первые трупы. Направленіе было взято правильно. Дотронувшись до перваго трупа, онъ въ ужасѣ быстро отпрянулъ, ему казалось, что рука мертвеца схватитъ его. Жильберъ не рѣшался идти дальше, страхъ сковалъ его, ноги его ослабѣли. Онъ вдругъ прижался къ капралу.

— Что, — прошепталъ голосъ, — это не здѣсь?

— Здѣсь…

Онъ смотрѣлъ на мертвецовъ, на всѣхъ этихъ мертвецовъ, которые на его глазахъ бѣжали навстрѣчу своему ужасному року. Онъ чуялъ, что они повсюду, въ каждой воронкѣ, въ каждой складкѣ земли, и не рѣшался двинуться. Никто не могъ его защитить, даже товарищъ, къ которому онъ прижимался.

— Ну, что же, идемъ дальше?

Немного дальше шинели лежали кучками. Онѣ стали уже плоскими, тѣла какъ бы ссохлись, и трудно было представить себѣ, что они жили, бѣжали… Безконечная скорбь давила сердце Жильбера.

Теперь онъ уже ихъ не боялся. Развѣ боятся тѣхъ, кого любятъ?

Дѣлая усилія надъ собой, понукая отказывающіяся руки, онъ склонился надъ однимъ трупомъ и разстегнулъ шинель, чтобы взять документы.

Нервная дрожь слегка пробѣжала по нему, когда онъ почувствовалъ подъ своими боязливыми пальцами холодную шею. Капралъ, склонившись, снималъ уже съ другого орденъ.

Бѣдные товарищи, которыхъ они пришли провѣдать въ ихъ небытіи, должны были на мгновеніе ожить подъ ихъ братскими прикосновеніями. И ожившіе мертвецы, полные милосердія, казалось, вели патруль, передавая живыхъ изъ рукъ въ руки.

Жильберъ вернулся рано утромъ.

— Я довелъ патруль до германскихъ загражденій, — отрапортовалъ онъ капитану.

Крюше только отвѣтилъ:

— А!

И онъ такъ недовѣрчиво улыбнулся, что Жильберъ покраснѣлъ. Кто-то тотчасъ передалъ объ этомъ по-своему товарищамъ, и они насмѣшливо смотрѣли на добровольца.

Кто-то сказалъ:

— Просидишь въ ямѣ часа два, понимаешь, я разсказываешь потомъ, что былъ около самыхъ нѣмецкихъ позицій.

Жильберъ, разговаривавшій съ нами, не возражалъ. Горькая улыбка слегка кривила его губы.

— Я пойду почищу ружье по твоему способу, — сказалъ онъ Лемуану, — оно заржавѣло отъ дождя.

Онъ ушелъ съ опущенной головой. Усѣвшись при входѣ въ нишу, онъ поставилъ ружье между колѣнъ и, разстегнувъ шинель, вытащилъ широкій красный фланелевый поясъ. Смѣхъ мгновенно стихъ.

Всѣ взглянули на равнину передъ германскими окопами. Краснаго знамени уже не было тамъ.

Мы гнемъ спину подъ дождемъ. Эта грязная, почернѣвшая деревня не ждала насъ и, сгрудившись вдоль спящихъ домовъ, вымокшіе, мы выжидаемъ возвращенія фурьеровъ, отыскивающихъ мѣста для нашего постоя. Нашъ фурьеръ, длинный Ламберъ, только-что вошелъ въ домъ, изъ оконъ котораго съ красными занавѣсками лился кровавый свѣтъ, и съ улицы мы, не разбирая словъ, слышали его голосъ, дружески уговаривавшій обитателя дома. Фермеръ, какой-то упрямый крестьянинъ, кричалъ:

— Нѣтъ, нѣтъ, въ подвалъ я ихъ спать не пущу, говорю я вамъ. Они выпьютъ всѣ мои остатки.

Рота, возвращавшаяся изъ окоповъ, по свистку легла на землю, измученная, забрызганная грязью, вымокшая подъ дождемъ. Они упали тамъ, гдѣ стояли, не глядя, не боясь грязи, которая не могла ихъ уже запачкать, или стали кучками подъ воротами, или усѣлись на своихъ сумкахъ, прислонившись спиною къ стѣнѣ.

Иногда проходилъ офицеръ и, внезапно засвѣтивъ электрическій фонарь, рѣзко освѣщалъ тѣла лежавшихъ и присѣвшихъ людей.

— Гдѣ люди изъ службы связи?.. Гдѣ служба связи? Что за безсмыслица!

Прибѣжалъ фурьеръ, крича:

— Дѣло налаживается, господинъ капитанъ. Я уже нашелъ хорошее мѣсто для лошадей.

Дождь все падалъ, мелкій, холодный, вялый. Тамъ наверху между бѣлесыми домами, какъ между берегами, подобно черной водѣ, плыла ночь.

Весь домъ отъ двора до чердака горланить. Въ кухнѣ, откуда поднимается терпкій дымъ отъ свѣже срубленныхъ дровъ, дерутся изъ-за кружекъ съ питьемъ.

Взбираются по лѣстницѣ, скатываются внизъ, поютъ.

Но здѣсь въ саду спокойно. Я взялъ ведро, перевернулъ его и, лѣниво усѣвшись на него, спиной къ стѣнѣ, какъ въ кресло, замечтался. Раннее утро. День только-что окончилъ свой утренній туалетъ: трава еще вся мокрая. И небо сбрасываетъ съ себя бѣлыя облака, которыя оно раскладываетъ для просушки, какъ бѣлье.