Александр Фёдоров-Давыдов: Бабушкин карлик

Приготовили для нас большой поместительный возок, — настоящий домик на полозьях.

Нисколько раз, бывало мечтала остаться жить в этом возке, — так в нем было уютно, и так хорошо пахло кожей и старым сукном…

Ну, вот, накануне сочельника, — с утра, когда еще темно было, уложили наши мелкие вещи в возок, — сундуки и прислугу отправили за день раньше, — стали готовиться к от'езду, присели перед от'ездом, Богу помолились. Маменька говорит нашей кастелянше:

— Пожалуйста, Федосьевна, будь осторожнее с огнем… Да как бы разбойники не напали на вас.

Это уж она всегда говорила, куда бы ни выезжала.

— Помилуйте, матушка-барыня!.. Храни Господь!.. Вам бы благополучно добраться пошли Господь!..

Это за сорок-то верст!..

На крыльце маменька кучеру Аксентию говорит:

— Пожалуйста, поосторожнее, Аксентий… Да как бы нас метель не застигла.

— О, помилуйте!.. Доедем, Господь даст!..

— Ну, с Богом!..

— Счастливо доехать!..

Завизжали полозья, заскрипели, — и пошел наш возок мерно колыхаться из стороны в сторону и нырять из ухаба в ухаб. А маменька все крестится, за ремни держится, — боится, что мы непременно упадем…

Я была счастлива безмерно. Едва себя сдерживала. То к маменьке прижмусь, то целовать ее начну, то к няне Агате на колени брошусь.

— Полно, Наташа, не бесись!.. Что ты за непоседа такая!.. — сердится будто маменька.

А я просто сдержать себя не могу…

В окошечке тянутся далекие снеговые равнины, с синим леском на краю; стаи ворон и галок с карканьем проносятся мимо; вон избушки деревни промелькнули мимо..

И все-то мне нравится, все-то мне любо-дорого…

Мы и пяти верст не от'ехали от дому, как началась метель. Маменька заволновалась, няня тоже. Оне беспрестанно выглядывали в окно и крестились.

— Господи! Доедем ли мы… — говорила маменька, — ну, как застрянем в поле.

Я дивилась на них и все шутила. Мне было так хорошо на душе и весело, что не верилось, чтобы с нами могло случиться что-либо дурное.

Снег повалил хлопьями; стало быстро темнеть, — а в возке мы едва различали друг друга. И все-таки я ни-чуточки не боялась; я даже пристроилась поуютнее в возке на сиденье, свернулась клубочком и стала дремать.

Сквозь дремоту я слышала тревожные возгласы маменьки и няни, а сама мечтала о предстоящих удовольствиях и подарках. Незаметно я заснула, и во сне мне приснилось, что мы уже приехали к дедушке, и он нас встречает такой веселый, улыбающийся и держит в руках большую куклу, о которой я давно уже мечтала, и кукла эта тоже улыбается мне, протягивая руки, и говорит:

— Приехали, приехали! — С орехами, с орехами!

И тут же я чувствую, что меня кто-то осторожно расталкивает и говорит:

— Вставай, приехали!..

Я открыла глаза, кругом темно. Спросонок даже закричать хотелось от страха, но вижу в окно, огоньки мигают, и успокоилась… Дедушка за нами выслал верховых с фонарями. Они-то нам и помогли добраться до дому, а то бы мы долго еще плутали по полю…

Нас ждали с нетерпением; приготовили ужин, и сам дедушка, всегда ложившийся спать рано, на этот раз изменил своему обычаю, и остался дожидаться нашего приезда… Я спросонья сперва куксилась, щурила глаза и ни на что не хотела обращать внимание.

— Ну, ну, как заважничала, командирша моя, — улыбался дедушка, гладя меня по голове. — Знать, меня не хочешь. Хоть бы о Саше справилась, где он?

Саша — был мой кузен, круглый сирота, и жил у дедушки чуть не с первого дня рождения.

Я все еще куксилась, но при имени Саши встрепенулась.

— А где он?

— То-то, — где!.. Спит теперь, не все полуночники в роде тебя. Давеча говорит, — ждать их буду, а сам носом клюет… Я и услал его спать!.. А ты все хмуришься да отвертываешься, егоза. Да уж тебя не подменили ли, Наташенька, дорогой?.. А? — засмеялся дедушка, насильно притягивая меня к себе. — Вот разоспалась, соня этакая!.. Знал бы, не хлопотал бы о тебе… А я тебе сувенир приготовил…

У меня весь сон пропал; я прижалась к нему и спрашиваю:

— Какой?

Дедушка засмеялся.

— Вот, знаю я, чем ее расшевелить… Ну, теперь не скажу!.. Али сказать?.. Ну, изволь… Куклу я тебе из-за границы выписал!.. Да!.. Из самого Парижа города; ростом с тебя, и ходит сама, и говорит, и глазами поводит!..

Я взвизгнула и бросилась к нему на шею.

— Где она, дедушка, где?.. Дай мне ее!.. Дедушка, милый!..