Эптон Синклер - Широки врата

Ланни, оптимист, лелеял мечту, что нацизм, наконец, обуздают. Но его расстроило письмо, которое пришло от его английского друга, говорившее: «Что толку напрягаться по поводу немецкого перевооружения, зная, что оно идёт уже в течение многих лет? И не делай ошибку, ожидая каких-либо действий от наших государственных деятелей. Британский лев постарел и потерял почти все зубы».

Ланни не мог в это поверить, и жил в напряжении, которое угрожало его здоровью. Он сочинил длинное письмо Рику, в котором призывал его протестовать: «Бесполезно убеждать меня, убеждай Рамсея, худшего в мире словоблуда, убеждай Саймона, худшего в мире адвоката крючкотвора».

Сэр Джон Саймон, министр иностранных дел Великобритании, провел свою долгую жизнь, запутывая права собственности, и думал таким же образом запутать Гитлера. Или, во всяком случае, так Рик рассказывал про него. Крупные газеты тори были за «умиротворение», а они были газетами, откуда девять десятых британского народа брали свои идеи. Что касается Лиги, то она не препятствовала Японии захватить Маньчжурию, и никогда не собиралась препятствовать какой-либо прожорливой силе захватить то, что она могла захватить. Нацистский тигр выходил из своей клетки маленькими шагами, очень тихо, на мягких лапах, мурлыча самые красивые фразы о своём вкладе в умиротворение джунглей в свободном и открытом сотрудничестве с другими хищниками.

Ланни не мог отказаться от своей надежды. Как мог человек жить в мире, каким его изобразил Рик, в мире, управляемом мошенниками или дураками, или комбинацией из них обоих? Что-то должно быть сделано, и это заставляло Ланни быть недовольным собой. Здесь ему надо было наряжаться и помогать развлекать друзей своей жены. Вывозить ее на приёмы, чьим единственным отличием друг от друга была сумма денег, которая на них была истрачена. Обмениваться ничего не значащими словами с лицами, которые считались distingués , не потому, что они были мудрыми или добропорядочными, а потому, что они научились тратить свое богатство на высоко стилизованные формы одежды и поведения. Ланни пил чай, танцевал и прикусывал свой язык, когда возникали политические темы для разговора. Когда ему становилось в невмоготу, он уходил к себе в студию и колотил по клавишам так громко, чтобы разбудить призраков Марселя Дэтаза, который нарисовал картины, висевшие на стенах этой студии, и пра-пра-дяди Эли Бэдда, который подарил Ланни большинство замечательных книг, которые стояли на полках, занимавших остальное пространство стен.

Ирма пришла к пониманию, что вытащила странный билет в брачной лотерее. Она понимала, что он должен был выпустить пар, и не возмущалась оглушительными звуками, разносившимися по поместью. Но через час или два, когда она думала, что из него весь пар вышел, она появлялась в дверях студии, одетая в китайские шелковые одежды с великолепной вышивкой, плюс пара купальных тапочек, за рукой с прекрасной маленькой дочерью, только что отпраздновавшей свой пятый день рождения, пригласив всех аристократических детей Канн и Мыса Антиб. «Давай, Бетховен», — скажет она, или Шопен или Лист — то, что случайно угадает. И, конечно, Ланни не сможет устоять перед таким снисхождением. Он быстро оденет купальный костюм, и они помчатся к синему Средиземному морю, температура которого была такой, как надо, в это время года. Так, внук Бэддов забудет все зло мира и последует совету, данному Александру Македонскому:

Таиса, цвет любви, с тобой,

Возьми, что дарит тебе бог! [61] Джон Драйден, Пиршество Александра, или Сила гармонии

Время от времени, в какой-нибудь газете или журнале, главным образом, левом и принимающем желаемое за действительное, Ланни натолкнётся на какое-нибудь сообщение о подпольном движении в нацистской Германии и большом успехе, которое оно достигло. И тогда внутри него что-то согреется, и на несколько часов в душе у него наступит глубокий внутренний мир. Он продиктовал письма и разослал фотографии картин, которые он рекомендовал своим клиентам, и к апрелю нашел покупателей на еще три произведения Геринга. Он начинал беспокоиться, не слыша ничего от своего коллеги-заговорщика. Но, наконец, пришло сообщение, похожее на другие: «Если вы увидите герра Шмидта, арт-дилера, скажите ему, что у меня есть еще несколько эскизов, которые, я надеюсь, его заинтересуют. Мюллер».

Ланни подготовил свою жену, рассказав ей о полученных заказах, и предложил поездку в Германию весной. Ирма, со своей стороны, подготовила более сложную программу. Ее мать во дворце Лонг-Айленда возмущалась, что ею пренебрегают, и что она не видела свою обожаемую внучку в течение почти года. Ирма боялась везти ребенка в Америку из-за страха похитителей. Но теперь они, оказалось, все были пойманы, и Ирма была не таким человеком, чтобы беспокоиться о чём-либо слишком долго. Она предложила: «Давай поедем и проведём там, по крайней мере, часть лета, и посмотрим, как Робби ладит со своей работой».