Эптон Синклер - Широки врата

Марселина рассказала Витторио об Альфи, потому что быть помолвленным с внуком английского баронета было выдающимся событием. Она представила, что Альфи ушёл на войну из-за разбитого сердца. А кто мог бы сказать, что это было не так? Теперь беспокойство о его судьбе для нее выглядело романтично и ярко, и она действительно беспокоилась, так, по крайней мере, считала Бьюти, рассказывая об этом своему сыну. Марселина заставляла Витторио все время ревновать, ей не надо было слишком трудиться над этим, он был ревнив, и к тому же не мог танцевать, а Марселина привыкла иметь много партнеров по танцам. Они ссорились по поводу ее страсти к танцам, а потом мирилась из-за её страсти к любви.

Стоял вопрос первой важности о розовости Ланни, так как он собирается находиться среди фашистов. Марселина рассказала своей матери, что Ланни была отчасти виноват в проблемах Альфи, так как поощрял его в своих эксцентричных взглядах. Но Марселина не рассказала это своему мужу, потому что она считала это скелетом в семейном шкафу. Теперь она поняла, что Ланни постепенно изменил свой тон. Она предоставила ему право делать это и была рад этому. Она приписала это отчасти произволу красных, который потряс всех в её мире, и отчасти по деловым причинам. Это было не очень благородно с его стороны, но Марселина не ожидала, что он будет благородным. Все равно ей казалось, что он был лучше, чем все остальные. «Она не может понять, почему ты не считаешь своей обязанностью помогать ей и ее покалеченному мужу», — объяснила Бьюти.

«Я готов помочь им обоим некоторое время», — был ответ; — «и в то же самое время они могут помочь мне».

Сеньора подписала контракт и снабдила Ланни письмами, которые дали бы ему доступ к высшему обществу Севильи. Она предупредила его, что это общество было формальным и замкнутым, а не свободным и легким, как на Лазурном берегу. Ланни сказал, что понимает и будет осмотрительнее. Он заметил, что младшая дочь сеньоры присутствовала при этом разговоре, а также и то, что мать направляла разговор, чтобы позволить барышне продемонстрировать свои несколько ограниченные знания, полученные в результате длительных усилий. Ланни привык видеть, как матери делали это, и он улыбнулся, думая: «Она готова проигнорировать развод в Рино».

Он вернулся к своей матери и к другому сорту интриг. За семейным обеденным столом он упомянул о только что подписанном контракте и увидел непосредственный интерес как Марселины, так и Витторио. «О, Ланни, какие у тебя интересные приключения!» — воскликнула девушка. Он ответил: «Я сумел распространить слухи и получил оплату всех моих расходов». Он должен быть осторожным, чтобы не сказать что-нибудь благородное!

«Вы должны получить кругленькую сумму от этой сделки», — сказал значительно Витторио.

«Не больше, чем при азартной игре», — ответил он. — «Я стараюсь угадать, что американские коллекционеры искусства по достоинству оценят, иногда я угадываю, а иногда нет».

«В нашей стране», — заявил Капитано , — «мы не позволяем вывозить наше искусство». По-видимому, он не знал об испанском законе. А Ланни не предоставил ему эту информацию. «Есть и другая сторона медали», — заметил он. — «Когда старые мастера появляются в Америке, они не только помогают распространять любовь к искусству в более примитивной стране, но это хорошая реклама для родины этого искусства».

«Америка услышит о нас и без этого», — ответил молодой итальянец, с гордостью. — «Абиссиния это только начало». Это был сигнал к одной из его речей.

Ланни вежливо слушал, и позволил легкомысленной молодой новобрачной заскучать и остановить его. Позже искусствовед заметил: «Вы должны иметь много армейских товарищей и друзей в Севилье».

— Несомненно, но это трудно узнать. Их присутствие официально не признано.

«Узнайте, если вы можете», — сказал Ланни. — «Если вы дадите мне письма к ним, я буду рад передать ваши приветы».

Все эти разговоры шли за столом. Но позже, когда Марселина осталась одна с матерью, она заметила: «Ты видишь, как это, Ланни всегда зарабатывает деньги, но он пытается сделать вид, что у него нечем поделиться».

«Мне пришла в голову идея», — тактично возразила мать. — «Ты и Витторио хотели бы поехать с ним в Севилью?»

— Разве ты слышала, что он приглашал нас?

— Нет, но я могла бы предложить это. Альфи находится где-то там в тюрьме, и это плохо с нашей стороны, что мы ничего не делаем, если мы можем.