Елена Стефанович - Дурдом

Лена давно уже все поняла… Так вот почему Володя не любил рассказывать о своих родителях, всячески избегал разговоров на эту тему. Лена знала только, что отец его — партийный работник очень высокого ранга. (После этого странного визита она узнала, что отец — ни много, ни мало — второй секретарь обкома партии, а мать — профессор медицинского института…)

— Поняла. Все поняла! Володя сюда ходить не будет, успокойтесь…

Не хотелось жить… Толпа в белых халатах, топоча, исчезла за дверью ординаторской.

…Не хотелось жить. Это ощущение, как заклинание, как молитва, все реже покидало ее. "Не хочу жить… Зачем? В этом мире, где никто никому не нужен, где каждый — сам по себе, где на виду у множества себе подобных ты погибаешь медленной и страшной смертью от тоски и одиночества, — зачем в таком мире жить?!" Безысходность.

Володя все-таки пришел — на другой же день после визита отца. Лицо его было бледно и как-то необыкновенно решительно, хотя в нем уже чувствовались смятение и внутренний разлад.

— Зачем ты пришел?

— К тебе пришел… А разве ты не хочешь меня видеть?

— Нет, не хочу.

— Но почему?

— Потому, что твой отец ужасно обеспокоен твоей судьбой. Он полагает, что я тебя уже успела совратить. И учебу ты запустил. И виновата в этом, получается, я. Так, что уходи, пожалуйста, и не приходи больше никогда. Спасибо тебе за все. Но — не приходи!

— Но погоди, Лена, погоди, я тебе все сейчас объясню! — забормотал Владимир, мучительно краснея. — Ты только послушай меня!

— Я — псих, шизофреничка, понятно тебе это! Ведь это действительно смешно: медик бегает к девке из психушки! Очень оригинально, ничего не скажешь! Пожалуйста, уходи.

— Но я люблю тебя, Лена!

Словно разверзлась земля… Словно все машины в мире вдруг остановились, все люди притихли, и наступила благословенная и мудрая тишина, врачующая и светлая… О нет, этого не может быть! Нет, нет, нет. Он славный парень, но такой груз не вытянет! Любит? Тем более!..

— Пожалуйста, уходи, — решительно и твердо повторила она. А сама с замиранием сердца ждала: ну пусть он напоследок еще один только раз скажет это слово…

— Я люблю тебя. Все равно — люблю! — повторил он. И пошел прочь, не оглядываясь…

Время растянулось, как в замедленной съемке. Казалось, что она не выдержит, сорвется с кровати и кинется следом.

Дверь захлопнулась… И все машины в мире разом взревели и ринулись с места, и все люди в мире разом загомонили, от шума и посторонних глаз стало невозможно дышать, думать, жить.

…Она вспоминала себя пятнадцатилетней, когда впервые попала в психушку… Только что сдала экзамены за восьмой класс. Сдавала, на удивление, безразлично и вяло. Хотелось, чтобы скорее все кончилось, и она, наконец, могла разобраться в том, что с нею происходит…

А ничего особенного не происходило. Дома — ежевечерние пьянки и отцовская ругань, бедная мама, которой она ничем не могла помочь, ощущение собственной обреченности: раз мы — дети своих родителей, раз "яблоко от яблони"… значит и ей так же жить всю оставшуюся жизнь, до конца своих дней подтирать пьяные плевки, сметать окурки, стирать залитые дешевым вином рубашки и майки, терпеть побои и ругань…

Следовало, конечно, попытаться вырваться из этого заколдованного круга. Но она понимала: уже по своему рождению она принадлежит к касте отверженных и ни у кого не найдет ни защиты, ни помощи. Кто она такая — дочь "шоферюги" и "торгашки"? Будь она хоть семи пядей во лбу, кому она нужна?..

Сдав последний экзамен, Лена пришла домой. Отец в этот день не работал. Он сидел за кухонным столом, осыпанным пеплом сигарет, кислой капустой и хлебными крошками, и поводил вокруг налитыми кровью глазами.

Как все постыло! Лена прошла в свою комнату, разделась, легла на кровать и пролежала весь оставшийся день. Поздно вечером, когда вернулась с работы мама, отец уже спал. Мать заглянула в ее комнатушку:

— Спишь, дочка?

— Нет.

— Как экзамен, сдала?

— По математике — сдала, четверка. По русскому — пять, по литературе — четыре.

— Ну, хорошо, слава богу. Отдыхай, дочка…

Через некоторое время уснула и мама… Лена встала, взяла давно припрятанный (года полтора назад) флакон со снотворным. Помнится, бабушка сказала, что ей выписали очень сильное снотворное, от одной таблетки она чуть не сутки проспала, а уж от трех, пожалуй, можно и вообще не проснуться. Лена тогда же этот флакон утащила и запрятала на всякий случай в самый дальний угол тумбочки, где хранились ее учебники и тетради.