Эрскин Колдуэлл - Дженни. Ближе к дому

— Как это может в одном человеке накопиться столько подлости и злобы? — спросил кто-то.

— Не знаю, что на это ответить, — сказал другой, — и есть еще одно, чего я не знаю. Я не хочу даже и знать, сколько можно человеку еще прожить с таким запасом подлости и злости. Не хочу даже и строить догадки на этот счет. Я могу свалять дурака и попасть пальцем в небо.

После всех этих волнений в пивной и увеселительном заведении Эда Говарда посетители притихли и задумались, не зная, что сказать. Без громкого говора и лязганья автоматов в пивной было тихо, как в воскресенье при закрытых дверях.

Большинство мужчин молча пили пиво у стойки, обдумывая то, что случилось. Жена Фатти Леттимора позвонила ему вскоре после ухода Клайда Хефлина и дала ему пятнадцать минут на дорогу домой, если он собирается ужинать и не желает сегодня ночевать в одиночестве, так что Фатти поторопился домой.

Еще несколько человек один за другим встали и ушли домой ужинать. («Мне не требуется никаких напоминаний, что пора идти домой ужинать. Разве только одно — когда в заведении Эда Говарда взглянешь разок на эту шикарную картину, где большая толстая женщина моется в крохотном тазике. Моя жена становится все больше похожа на эту картину, каждый раз как на нее посмотришь. Скоро я, должно быть, одну от другой не отличу».)

Наконец, приблизительно через час, кто-то попросил Эда Говарда разменять четверть доллара, и снова зазвякали автоматы.

Эд не отходил от телефона за стойкой. Он сказал, что если Клайд Хефлин вернется, то он вызовет полицию в ту же минуту, как только увидит в дверях лицо Клайда. Он опять достал револьвер из ящика и положил его под рукой на всякий случай.

Эл Дидд допил бутылку пива и бросил последний взгляд на картину в золоченой раме, висевшую на стене за стойкой.

— В самом деле поздно, я ухожу домой, — сказал он. — Моя жена все равно взбеленится, когда бы я ни пришел, так что уж лучше сразу пойти домой и отделаться поскорей. — Он поднялся с табурета и положил руку на плечо Туземца. — Я тебя подвезу до дома. Не надо тебе идти пешком в такую темную ночь. Это было бы глупо после того, что Клайд говорил. Идем, Туземец, пора отправляться.

Эд Говард одобрительно кивал.

— Это ловко получится, Туземец. Рисковать тебе незачем. Слишком опасно. Поезжай домой с Элом. Я не желаю терять такого хорошего клиента, как ты.

Они вышли из пивной и уселись в машину Эла. Теперь шел уже десятый час, а так как вечер был не субботний, то на улицах Пальмиры не встречалось прохожих. Почти все огни в витринах лавок были погашены, не светилась даже большая электрическая вывеска на здании банка. Городская площадь опустела. Уличные фонари стояли только по углам, далеко один от другого, и горели тускло. Брэд Грейди, ночной дежурный, обычно объезжал улицы в полицейской машине или пил кофе в ночном кафе, но и он в это время был в другой части города.

Эл запустил мотор, и, проехав через городскую площадь, они покатили по улице к Большой Щели. Почти во всех домах, мимо которых они проезжали, было темно, и только изредка где-нибудь мелькал свет.

— На твоем месте, Туземец, — сказал Эл, замедляя ход, — я бы засел дома на несколько вечеров и не выходил бы на улицу, после того как стемнеет. Это было бы самое лучшее. Пускай пройдет денька три, за это время Клайд Хефлин остынет немного, а может, у него хватит здравого смысла поехать ненадолго во Флориду ловить рыбу. Только никогда нельзя знать наверно, много или мало здравого смысла у человека, вроде него, а как раз сейчас он опасен. Он способен на все, что угодно, как он и угрожал. Я и раньше видывал его в таком состоянии, и самое разумное будет держаться от него подальше, все равно как от бешеной собаки, когда видишь, что она бежит по улице.

— Может, ты и прав, Эл, — сказал Туземец, подумав с минуту. — Но я еще никогда в жизни ни от кого не бегал. На меня не похоже из-за чего-нибудь трусить.

— Оно совсем не значит трусить. Поверь моему слову, Туземец. Оно значит соображать и не дать себя в обиду. Вот как надо на это смотреть. Когда на Клайда находит такая полоса, самое разумное держаться от него подальше до тех пор, пока он жаждет крови. Ты и сам это знаешь.

Туземец молчал, пока перед ними не появилось пожарное депо.

— Что ж, я, конечно, не желаю, чтоб он набросился на меня с ножом как-нибудь темной ночью и выпустил мне кишки. Не так уж я глуп. Я после этого даже столько не проживу, чтобы рассказать, что случилось.