Мишель Фейбер - Сто девяносто девять ступеней. Квинтет «Кураж»

Он ткнул указательным пальцем в сторону аббатства — словно прицелился из пистолета.

— Вот почему здесь остались одни развалины. Неужели вы не понимаете?! Ураганы и штормы здесь ни при чем. И Генрих VIII здесь ни при чем. И обстрелы с немецких военных кораблей в 1914-м. Все дело в обществе. Общество, как бы это сказать… повзрослело и доросло до понимания, что нам просто-напросто не нужны эти унылые извращенцы, которые стращают нас адскими муками — лишь потому, что мы любим жизнь и хотим ею насладиться. Проснитесь, Шейн. На дворе XXI век!

— Не кричите, пожалуйста. Не надо на меня кричать. — Шейн вдруг сделалось грустно. Дежа-вю, дежа-вю. Все это с ней уже было. Вопли и крики, и бурные споры с Патриком — в людных местах, когда на них оборачивались прохожие, и дома, в постели, под смятыми простынями. Яростные битвы с победами, не приносящими радости, и горькими поражениями.

Мак сложил руки на груди и сердито насупился.

— Господи, Боже. — Он очень старался говорить спокойно и тихо. — Средневековье, если вы вдруг не заметили, давно кончилось. Да, народ приезжает сюда посмотреть на развалины, покупает в киоске открытки с портретами святой Хильды, но это так… в плане провести время. Когда-нибудь здесь вообще ничего не останется, последние стены обрушатся, и ку-ку, доброй ночи, adios [4] До свидания ( исп. ). — Примеч. пер. .

— Эти стены, — проговорила Шейн ледяным тоном, — будут стоять еще долго. Вас давно уже здесь не будет, а они будут стоять. И сколько бы вы ни… пыхтели огнем и ни били копытом… это ничего не изменит.

Он недобро взглянул на нее исподлобья и резко подался вперед. Шейн даже слегка отшатнулась — ей показалось, что сейчас он ее ударит. Но он лишь приглушенно застонал, то ли от злости, то ли от разочарования, и вдруг обхватил ее обеими руками и притянул к себе.

— Я от тебя просто балдею, — прошептал он, обжигая ей ухо горячим дыханием. Она чувствовала, как колотится его сердце. — Я хочу тебя. — Он поцеловал ее в губы. По-настоящему.

Шейн беспокойно заерзала, ошеломленная этим нежданным натиском. Она не вырывалась и не пыталась его оттолкнуть. Во-первых, ей не хотелось затевать борьбу в людном месте, на глазах у коллег и туристов, а во-вторых, его поцелуй взволновал ее и возбудил. По-настоящему возбудил. Она все-таки прервала поцелуй, но при этом обняла Мака за талию — крепко-крепко — и прижалась щекой к его челюсти. Если бы можно было всю жизнь просидеть с ним вот так, тесно прижавшись друг к другу — это уже было бы счастье. Настоящее счастье. Большего ей и не нужно.

Он принялся гладить ее по волосам. У него были очень большие руки. Необычно большие руки. Ладонь — почти как ее голова. Или так только казалось. Шейн притихла, обмирая от страха, вся наэлектризованная желанием.

— Не торопись. Дай мне время, — прошептала она — и он ее отпустил.

— Сколько… захочешь. — Он дышал тяжелее, чем когда бегал вверх-вниз по ступенькам. — Только скажи, что мы снова увидимся. Завтра.

Она рассмеялась дрожащим надтреснутым смехом. Как-то все получилось… высокопарно и драматично. И это одновременно ее возбуждало и раздражало. Такая гремучая смесь из восторга и легкого презрения. Адриан с любопытством смотрел то на Шейн, то на Мака с этим своим уморительным — И что теперь? — выражением на морде.

Шейн взглянула на пса и опять рассмеялась.

— Конечно, — сказала она. — Завтра, в обеденный перерыв. Сегодня вечером я надеюсь закончить еще страницу.

— Да, — вздохнул Мак с облегчением. Шейн обратила внимание, что его лоб покрылся испариной. Напряжение между ними слегка разрядилось. Вернулось ощущение нормальности бытия — или хотя бы подобия нормальности. Окружающий мир вновь раздвинул свои границы и вобрал в себя и прохожих на лестнице, и чаек в небе, и гавань. Пока они целовались, город внизу затаил дыхание, но теперь задышал опять.

— Где мы встретимся? — спросил Мак.

Шейн на секунду задумалась.

— В Морской Миссии Уитби. Туда пускают с собаками.

— В Морской Миссии Уитби. — Он опустил правую руку, тепло от которой Шейн все еще чувствовала на спине — такой призрачный отпечаток прикосновения, — и потрепал Адриана по шее. — Слышишь, приятель, тебя туда пустят. — Он вцепился в шерсть на загривке у пса и легонько подергал туда-сюда. — И мы узнаем, что тот плохой дядя сделал с телом невинной жертвы. Правда, здорово?

Но Адриана, похоже, не интересовали плохие дяди и тела их невинных жертв. Он оскалился и вывернул шею в безуспешной попытке прихватить зубами руку своего приемного хозяина — чтобы тот понял, что дразниться нехорошо.