Иржина Троянова - Яна и Ян

— Черт возьми! — не выдержал однажды и Лацо. — У него будто прибор какой есть. Он всегда появляется в тот момент, когда его совсем не ждешь или меньше всего желаешь его видеть.

Собственно, теперь мы ждем его появления всегда и всюду. Нервы напряжены до предела. Каждый день он с беспощадной требовательностью добивается осуществления своего принципа, который мне знаком с действительной службы: солдат в любое время должен быть готов к боевым действиям…

В коридоре я закурил сигарету. Лацо все еще дискутировал, значит, задержится надолго. Я уже спускался по лестнице, когда меня остановил Рихта. Внутри все так и оборвалось — опять что-нибудь задумал, но Рихта заговорил совсем по-дружески, что случалось довольно редко:

— Как ты думаешь, Гонза, не пробежаться ли нам к озеру? Мои легкие забиты никотином. Твои, наверное, тоже. Но если у тебя другие планы…

Рихта относится к числу командиров, перед которыми подчиненные даже мысленно вытягиваются по стойке «смирно». Однако если бы сейчас я сказал ему, что мне не хочется бежать к озеру, он бы совсем не обиделся. Личных обид для него не существует. Ему не кажется, что подчиненный изменит в чем-то свое отношение к командиру, если тот во внеслужебное время будет поддерживать с ним дружеские отношения. Определенное расположение, которое он питает ко мне еще с действительной службы, проявляется прежде всего в том, что он требует с меня больше, чем с других. Но если бы он предложил мне бежать с ним к озеру ночью, я бы побежал. И не потому, что хочу угодить ему, а потому, что мне с ним хорошо.

Я переоделся в тренировочный костюм, позвонил Яне и спросил, как она отнесется к тому, если я опять побросаю в озеро камешки. В ответ она рассмеялась. Вообще, после путешествия в Прагу ее как будто подменили. И еще Яна спросила, не возражаю ли я, если она к ужину приготовит картофельные оладьи, которых ей очень хочется. На это я самоотверженно заявил:

— То, чего хочется моей жене и дочери, я съем с превеликим удовольствием…

В кабинете командира полка сидел замполит майор Трпак. У меня сразу испортилось настроение, как только я увидел его пухлый портфель. Никакой пробежки теперь не будет. Но Рихта тоже взглянул на портфель и сказал, что раньше чем через два часа его голова не воспримет ни единой мысли.

— У меня здесь не мысли, а букет цветов и коробка конфет, — возразил замполит и открыл портфель. — У твоей жены в воскресенье день рождения. Мы подумали, что ты обязательно об этом забудешь, и вот решили купить…

Как только он ушел, Рихта заговорщицки подмигнул мне:

— Не хотел я его обижать, но моя жена заслуживает по крайней мере двух букетов и двух коробок конфет. Однако в выборе подарков мы далеко друг от друга не ушли…

Мы вышли из штаба через запасный выход. До леса было рукой подать, и вскоре мы уже окунулись в чистый воздух, напоенный запахом сухой смолы, и благословенную тишину. Рихта бежал впереди. В тренировочном костюме, без головного убора, он выглядел очень молодо, и то, что сейчас я бежал с ним рядом, казалось мне таким же естественным, как и то, что завтра я буду стоять перед ним, вытянувшись в струнку. Как он этого добивается?

У озера мы остановились. Оно довольно большое и весной разливается, затопляя ближайшие балки. Но люди обычно здесь не купаются, потому что находится озеро далеко от города и вокруг много болот. Сегодня же на противоположном берегу копошились ребята, что-то там строили. Командовал детворой Янин друг Ярда Кутилек, его можно было узнать даже издали по рыжим вихрам. Вода пахла гнилой рыбой и болотом.

— Сейчас бы сигаретка не помешала, — мечтательно протянул Рихта. — Есть?

— Нет. Специально не взял.

— Силен! — сказал Рихта одобрительно.

Потом он нагнулся, поднял плоский камень и, пригнувшись, бросил, стараясь получить как можно больше отскоков. Вышло у него неважно. Мы с Иваном в свое время считались непревзойденными мастерами бросания, и я уже показывал командиру, на что способен. Брошенный мною камень отскочил от поверхности несколько раз, улетев за середину пруда.

— Слушай, как тебе это удается? Я просто умираю от зависти.

Подобной похвалы я от него ни разу не слышал. Высшей наградой среди наших офицеров считалось его строгое «Хорошо!».

— Ах, вот как надо бросать! Видел, как полетел? Раскусил я твой прием.

«Если бы мне с такой же легкостью удалось раскусить ваши приемы…» — подумал я с надеждой.

— Надо возвращаться, а то тебе опять дома достанется. Отпуском в Прагу ты теперь не откупишься… А скоро он родится?