Филиппо Маринетти - Очарование Египта [litres]

Перед Египтом с его необозримой древней историей меркнут ранние футуристические выпады Маринетти. В своём «Манифесте» 1909 г. он писал: «Мы хотим разрушить библиотеки, музеи и академии любого типа». Здесь же мы видим, как он осматривает и восхищается древними египетскими памятниками в музее Александрии:

Поэт Нельсон Морпурго, глава движения египетских футуристов ведёт меня в музей Александрии. Мы одни лицом к лицу с прошлым в молчании, пропитанном запахами горячей шерсти, селитры и ароматических растений.

Кроме музея в Александрии писатель также посещает монументальную цитадель в Каире, на крепостных стенах которой были установлены английские пушки:

Когда затем, мчась в автомобиле, я поднял голову, то мне тут же представилось, как окружённая башнями песочного цвета Цитадель пытается наколоть на острые концы своих минаретов опостылевшее жужжание английских аэропланов, продолжая, между тем, философически нацеливать свои пушки на молчаливое скопление мусульманских толп.

Пирамиды Гизы он также больше не предаёт анафеме, как всё, принадлежащее прошлому:

Между тем раскалённая пирамида превосходила все привычные представления: старое золото, оранжевый бархат, застывшее розоватое пламя и т д. и т. п. Ничего ностальгического. Ничего вечного.

Они ничему не учат. Никому не повелевают. Скорее, предлагают поскорее сесть за стол, или, ещё лучше, устроиться прямо здесь, посреди роскошно сервированной пустыни.

Даже перед Сфинксом с головой человека и львиными лапами Маринетти теперь останавливается в благоговейном молчании:

Затем отхожу в сторону. Гигантский хребет, изогнутый хвост и удлинённые лапы Сфинкса образуют узкие островки тени;… уже окончательно установлено, что Сфинксов усердно тёрли, чтобы накормить женщин массой, которую удавалось соскрести: считалось, что это гарантирует их плодовитость. Такая любовь к жизни оттесняла саму смерть, придавливала её тяжестью полного и неразрушимого саркофага.

Отдельного поэтического описания в книге заслуживают одеяния и религиозные традиции египтян, на ее страницах то и дело звучат пронзительные голоса муэдзинов, пять раз в день призывавших верующих на молитву: «плотный круглый белый дым локомотива, курящий фимиам голубому минарету, муэдзин и его вопль, брошенный на Север – Юг – Восток – Запад: Аллах Акбар! Быстрые соколы, которые, как истинные «крылатые дворники», высматривают с высоты труп собаки, чьё зловоние подслащивает кислый острый дым печи, сложенной из лепёшек высушенного на солнце верблюжьего помета».

Маринетти также описывает свои впечатления от посещения университета в аль-Азхар, всемирно известного центра академического изучения арабского языка и Корана:

Просторный внутренний двор, окружённый портиками. В глубине мечеть с куполом, теряющимся вверху в солнечной пыли, и минарет, отбрасывающий вниз, на циновки свежую тень. Атмосфера переполненного гудящего улья под многочисленными стрельчатыми арками. Около двадцати групп студентов.

Каждая из них насчитывает примерно тридцать учащихся. Все возраста. Красные и белые фески и тюрбаны. Они слушают, сгрудившись вокруг скамьи, на которой сидит, скрестив ноги, профессор, он говорит, раскачиваясь всем телом. Ученики копируют колебания его торса, заворожённые вращением и гнусавой кантиленой вечного толкования Корана. Концентрические круги шёпота и молчания вокруг камня мудрости, падающего время от времени.

Говоря о Египте, Маринетти показывает читателю египтян, обращая особое внимание на их привычки, обычаи, национальные особенности, в частности, касающиеся плодовитости: «Греков и римлян мало волновала эта проблема, и они часто отказывались от детей: египтяне, напротив, презирали и ненавидели бесплодных женщин». Такое почитание фертильности было связано, по его мнению, с благоговейным отношением к маслянистым, дарящим земле и всему окружающему космосу плодородие, водам Нила: «Невнятное бормотание Нила: «Я медленно оплодотворяю свою подругу землю, но мои дети паруса надувает ветер, в них дует святой ветерок Аллаха, смешанный со звёздами, и его дуновение вновь ощущается в ювелирных витринах Сука!»

В «Очаровании Египта» Африка предстаёт перед нами как огромное неподвижное пространство, неготовое и неспособное к изменениям, служащее, скорее, объектом и поводом для эстетического созерцания. В самом начале книги Маринетти пишет:

После долгих динамичных и творческих лет я возвращался к исходной точке своих размышлений: в мой родной Египет. Как долго меня призывали его небеса, полные мягкой золотой пыли, неподвижное движение его жёлтых дюн, высокие треугольные императивы пирамид и безмятежные пальмы, славшие благословения Нилу.