Филиппо Маринетти - Очарование Египта [litres]

Рассказ чернокожего авиатора пробудил во мне осрое желание выйси наружу. В Кайруане было душно как никогда, улочка вывела меня за пределы городских стен. В зелени лугов дремали вперемежку табуны могил и овец. Нежная музыка превращала в камень кровь мозг кости и шерсть. Длинный аккорд.

Вечность.

Нежное ритмическое анданте автомобиля, уносившего меня прочь от Кайруана, ускорило лихорадочное мелькание неприличной для их касты полоски кружевных стен города. Позади них притаился грубый квадратный страж домов, желавших сбежать от огненной пальбы звёзд и их серебристых прицелов.

Ясным оптимистичным вечером, под уже далёкими стенами, я наблюдаю за ароматным падением нежных кладбищ лепестков, похожих на цветы жасмина и жимолости, сорванных ветром в небесном саду.

Остальные лепестки разлетелись. Они напомнили мне о белоснежном молоке верблюдицы, вынесенном, чтобы не скисло, на ночную прохладу.

В 1930 г. Ф. Т. Маринетти вновь посетил Египет Результатом этой поездки стала целая серия очерков, печатавшихся один за другим на страницах туринской «Народной газеты» ( «Gazzetta del Popolo») с марта 1930 по декабрь 1931 г. В дальнейшем они вышли под одной обложкой под названием «Очарование Египта» (1933).

Ранее писатель уже описывал героическую Африку, в частности, Египет в романе «Мафарка футурист», в романе «Неукротимые» он, напротив, особенно подчёркивал бедность и невежество африканцев. Теперь же в «Очаровании Египта» перед глазами читателей представала Африка, перед которой рушились все прежние идеологические и культурологические построения футуризма. В этой небольшой книжке Маринетти воскрешает воспоминания своих детства и юности, проведённые в Египте, называя их «щупальцами воспоминаний». В то же время он проводит читателя по знаменитым туристическим местам, делает пейзажные зарисовки, описывает египетские одеяния и традиции того времени.

В «Очаровании Египта» сменяются два тематических плана: отрывочные упоминания деталей путешествия, связанных со временем написания этой серии очерков, и многочисленные воспоминания двадцатилетней и тридцатилетней давности, воскрешаемые со свойственной гению Маринетти интенсивностью и силой и называемые самим автором «лоскутками», «лохмотьями» или «клочками». Перед таким необычным Египтом бледнеют все идеологические штампы и отступают несгибаемые футуристические принципы.

Посещение родной земли, предпринятое после стольких лет разлуки, становится для Маринетти как толчком, пробудившим давние воспоминания, так и благодатным поводом для «пышных и неисчерпаемых поэтических описаний», призванных вновь воскресить юношеские, казалось бы, давно угаснувшие чувства.

Красота египетского пейзажа побуждает писателя к описаниям, соответствующим фундаментальным футуристическим установкам, например, он описывает минареты и пальмы, прибавляя: «светлая сияющая игла минарета и высокий пучок на верхушке самой высокой из пальм растворялись, как две сладкие пастилки, в серебристой воде сумерек»; он переживает радость возвращения, обращаясь к Египту своего детства: «как долго меня призывали его небеса, полные мягкой золотой пыли, неподвижное движение его жёлтых дюн, высокие треугольные императивы пирамид и безмятежные пальмы, славшие благословения Нилу, плодородному отцу, растянувшемуся на своём ложе посреди чёрной земли и зелёной травы». Маринетти воспринимает Нил как живое существо, которое вступает с ним в диалог:

Перевозящая меня дахабие напоминает бирюзовый домик, скользящий вниз вдоль сонных берегов. Под её просмолённым килем Нил бормочет: «Спите спокойно. Спите плывя. Если моё неспешное течение тебе наскучит, то я могу предложить сады вдоль моих берегов, и ты вознесёшься в золотые небесные чертоги».

Своих ярчайших футурисических описаний заслуживают пески, дюны, а также излюбленная Маринетти луна:

Печальная, усталая и разочарованная заря. В тёмной деревне стояла мёртвая тишина. Небо медленно окрашивалось серебристо-зелёными полосами. Вдали, за возделанными полями убывающая луна мягко окрасила в сиреневый цвет волнистые песчаные барханы. Тёплая и мягкая луна цвета рыжей ржавчины опускалась, подобно золотой капле, в далёкое море.