Альбер Камю - Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники [litres]

Анненков. Не надо отчаиваться. Мы все были такие. Ты не будешь бросать бомбу. Месяц отдыха в Финляндии, и ты снова будешь с нами.

Воинов. Нет. Тут другое. Если я не брошу бомбу сегодня, я никогда ее не брошу.

Анненков. Почему?

Воинов. Я не гожусь для террора. Теперь я это знаю. Будет лучше, если я уйду от вас. Я буду работать по пропаганде, в комитетах.

Анненков. Риск тот же самый.

Воинов. Да, но там можно действовать с закрытыми глазами. Вслепую.

Анненков. Что это значит?

Воинов (лихорадочно). Вслепую. Это нетрудно – ходить на собрания, обсуждать положение и потом выносить смертный приговор. Конечно, рискуешь жизнью, но на ощупь, ничего не видя перед собой. Но стоять одному, когда вечер спускается на город, стоять одному среди тех, кто спешит к миске дымящегося супа, к детям, к женскому теплу, стоять молча, ощущать тяжесть бомбы в руке и знать, что через три минуты, через две минуты, через несколько секунд ты бросишься наперерез мигающей огнями карете – вот что такое террор. И теперь я знаю, что если придется начинать все сначала, то из меня словно вся кровь уйдет. Да, мне стыдно. Я слишком высоко метил. Мне надо работать на своем месте. На самом скромном местечке. Единственном, которого я достоин.

Анненков. Скромных мест нет. Тюрьма и виселица поджидают повсюду.

Воинов. Но их не видишь, как видишь того, кого собираешься убить. Их надо вообразить себе. К счастью, я лишен воображения. (С нервным смехом.) Мне никогда не удавалось всерьез поверить в тайную полицию. Странно для террориста, да? После первого же удара сапогом в живот я в нее поверю. Но не раньше.

Анненков. А когда окажешься в тюрьме? В тюрьме люди знают и видят. Там нет неведения.

Воинов. В тюрьме не надо принимать решений. Да, это главное – не надо принимать решений! Ты больше не должен себе говорить: «Это твое дело, тебе решать, в какой момент броситься вперед». Теперь я уверен, что если меня арестуют, я не буду пытаться бежать. Чтобы бежать, нужна изобретательность, инициатива. Если ты не бежишь, инициативу берут на себя другие. Весь труд достается им.

Анненков. Иной раз их труд состоит в том, чтобы тебя повесить.

Воинов (безнадежно). Иной раз, да. Но мне легче умереть, чем держать в руке свою и чужую жизнь и решать самому, когда швырнуть эти две жизни в огонь. Нет, Боря, единственный путь искупления для меня – это принять себя таким, какой я есть. (Анненков молчит.) Даже трусы могут служить революции. Надо только подобрать им место.

Анненков. Тогда мы все трусы. Но у нас не всегда есть случай это проверить. Ты будешь делать то, что захочешь?

Воинов. Я хотел бы уйти сейчас же. Мне кажется, я не смогу посмотреть им в лицо. Но ты им скажешь.

Анненков. Я им скажу.

Подходит к нему.

Воинов. Скажи Янеку, что это не его вина. И что я его люблю, и вас всех.

Молчание. Анненков обнимает его.

Анненков. Прощай, брат. Все кончится. Россия будет счастливой.

Воинов (убегая) О да! Только бы она была счастливой! Счастливой!

Анненков идет к двери.

Анненков. Входите.

Все входят, вместе с Дорой.

Степан. В чем дело?

Анненков. Воинов не будет бросать бомбу. Он переутомился и был бы ненадежен.

Каляев. Это я виноват, да, Боря?

Анненков. Он велел сказать, что любит тебя.

Каляев. Мы с ним еще встретимся?

Анненков. Быть может. А пока он от нас уходит.

Степан. Почему?

Анненков. Он будет полезнее в комитетах.

Степан. Он об этом попросил? Значит, он испугался?

Анненков. Нет. Я сам все решил.

Степан. За полчаса до покушения ты нас лишаешь человека?

Анненков. За полчаса до покушения мне пришлось решать одному. Обсуждать это слишком поздно. Место Воинова займу я.

Степан. Оно принадлежит мне по праву.

Каляев (Анненкову). Ты командир. Твой долг – оставаться здесь.

Анненков. Иногда долг командира – быть трусом. Но при том условии, что время от времени он испытывает свое мужество. Я принял решение. Степан, ты заменишь меня, пока будет нужно. Пойдем, ты должен знать инструкции.

Уходят. Каляев садится. Дора идет к нему, протягивает руку, потом спохватывается и отдергивает ее.