Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [litres]

Она еще продолжала кормить Юджина грудью, когда ему пошел четвертый год, но в эту зиму она отняла его от груди. Что-то в ней кончилось, что-то началось.

В конце концов она добилась своего. Иногда она задумчиво и убедительно доказывала Ганту осуществимость своего проекта. Иногда во время его вечерних филиппик она, огрызаясь, использовала свою поездку на Всемирную Ярмарку как угрозу. Что именно должно было это ей принести, она не знала. Но она чувствовала, что это станет каким-то началом. И в конце концов добилась своего.

Гант не устоял перед приманкой новых краев. Он должен был остаться дома – и приехать позднее, если все пойдет хорошо. Его прельщала и мысль о временном освобождении. В нем пробудились отзвуки былых стремлений его юности. Его оставляли дома, но мир для одинокого человека полон притаившихся невидимых теней. Дейзи училась в последнем классе – она осталась с ним. Но разлука с Хелен причинила ему боль. Ей уже почти исполнилось четырнадцать лет.

В начале апреля Элиза отбыла со своим взбудораженным выводком, держа Юджина на руках. Он был совсем сбит с толку этой калейдоскопической суетой, но полон любопытства и энергии.

В дом нахлынули Таркинтоны и Данкены, начались слезы и поцелуи. Миссис Таркинтон взирала на нее с почтительным ужасом. Все соседи были несколько сбиты с толку этим событием.

– Ну, как знать… как знать… – говорила Элиза со слезливой улыбкой, наслаждаясь сенсацией, которую вызвало ее решение. – Если все пойдет хорошо, мы, пожалуй, там и останемся.

– Вернетесь, вернетесь! – объявила миссис Таркинтон с бодрой уверенностью. – Лучше Алтамонта места не найти!

На вокзал они поехали в трамвае. Бен и Гровер сидели рядом, весело охраняя корзину со съестными припасами. Хелен нервно прижимала к груди ворох свертков. Элиза оценивающе поглядела на ее длинные прямые ноги и вспомнила, что Хелен предстоит ехать за полцены – по детскому билету.

– Послушайте-ка, – начала она, пряча смешок в ладони и толкая Ганта локтем, – ей придется свернуться улиткой, верно? Все будут думать, что ты уж очень рослая для одиннадцати-то лет, – продолжала она, обращаясь прямо к девочке.

Хелен нервно заерзала на сиденье.

– Зря мы так сделали, – пробормотал Гант.

– Пф! – сказала Элиза. – Никто на нее и внимания не обратит.

Он усадил их в спальный вагон, где ими занялся услужливый кондуктор.

– Пригляди за ними, Джордж, – сказал Гант и сунул кондуктору монету. Элиза впилась в нее ревнивым взглядом.

Он ткнулся усами в их щеки, а костлявые плечики своей девочки погладил огромной ладонью и крепко ее обнял. Элизу что-то больно укололо внутри.

Они неловко молчали. Необычность, нелепость всего ее проекта и чудовищная неразбериха, в которую превращалась жизнь, мешали им говорить.

– Ну, – начал он, – наверное, ты знаешь, что делаешь.

– Ну, я же вам говорила, – сказала она, поджимая губы и глядя в окно. – Как знать, что из этого выйдет.

Он почувствовал неясное умиротворение. Поезд дернулся и медленно двинулся вперед. Он неуклюже ее поцеловал.

– Дай мне знать, как только вы доберетесь до места, – сказал он и быстро пошел к двери.

– До свидания, до свидания! – кричала Элиза и махала ручонкой Юджина высокой фигуре на перроне.

– Дети, – сказала она, – помашите папе.

Они сгрудились у окна. Элиза заплакала.

Юджин смотрел, как заходящее солнце льет багрянец на порожистую реку и на пестрые скалы теннессийских ущелий – заколдованная река навеки запала в его детскую память. Много лет спустя она возникала в его снах, населенных неуловимой таинственной красотой. Затихнув от великого изумления, он уснул под ритмичный перестук тяжелых колес.

Они жили в белом доме на углу. Перед домом был маленький газон, и еще узкая полоска травы тянулась вдоль тротуара. Он смутно понимал, что дом находится где-то далеко от центральной паутины и рева большого города: кажется, он слышал, как кто-то сказал – «в четырех-пяти милях». А где была река?

Два маленьких мальчика – близнецы с длинными белобрысыми головами и остренькими хитрыми лицами – все время носились взад и вперед по тротуару перед домом на трехколесных велосипедах. На них были белые матросские костюмчики с синими воротниками, и он их свирепо ненавидел. Он смутно чувствовал, что их отец был плохим человеком – упал в шахту лифта и сломал ноги.

У дома был задний двор, обнесенный красным дощатым забором. В дальнем его конце был красный сарай. Много лет спустя Стив, вернувшись домой, сказал: «Этот район там весь теперь застроен». Где?