Ибрагим Рахим - Судьба

Вот так они распрощались с Бахмалом.

Бухара, Бухара… Многих она манила, да немногих жаловала… Откуда начинался путь к работе? С базара. На базарах Бухары толпилось много народу, жаждущего получить дело. Шахаб и Бардаш пополнили ряды этих поденщиков. Люд был разный… Одни держали в руках кетмени, серпы, кисти… Это были сельскохозяйственные работники, проще сказать, батраки и маляры… другие — молотки, пилы и теши.

— Ты видел когда-нибудь тешу? У нее острое лезвие насажено, как у кетменя, поперек рукоятки. Это были строители — бинокоры. А мы ничего не держали с Бардашем — мы продавали свои руки…

Прервав рассказ, Шахаб порылся в карманах.

— Куришь?

Хиёл еще не курил всерьез, но он взял из пачки Шахаба папироску и затянулся. А Шахаб, шумно выдохнув пахучий дым, продолжал…

Людей без инструмента называли презрительно «хоммол». Это, проще говоря, скот. Последняя профессия. Чаще всего они были носильщиками, тащишками, как тогда пренебрежительно говорили. «Эй, тащишка! Поднеси!» И они носили — ящики и мешки, багаж и покупки. Стоили они дешевле ишака.

И все же они были молодыми и весело смотрели вперед.

Они накопили денег на бурдюки из овечьей кожи и заделались машкобами — водоносами. Не так уж далеки те времена, когда по Бухаре шныряли водоносы, от Ляби-хауза во все концы. Было их превеликое множество, и поэтому все они бедствовали. Стало ясно, что бурдюки лучше продать. И продали…

А тут случилось чудо! Биржа набирала грузчиков на станцию Каган. Силы им было не занимать, и они сразу завербовались. Каганский вокзал, такой крошечный, показался им громадным. Через него в пустыню хлынул поток товаров: соль, сахар, рис, уголь, ткани… Все, чего не давала пустыня, привозили для нее на станцию Каган. И все это проходило через руки Шахаба и Бардаша, вернее, побывало на их плечах.

Ящики и мешки грузили из вагонов на спины верблюдов, связывая канатами и укладывая на войлочные подстилки с дырами для горбов.

Приобщились к рабочему классу два юнца и осмелели. Подались в Ташкент…

Ташкент — это не Бухара! Улицы широкие. Бухарские переулки показались тропинками для ишака. В Бухаре было так: две арбы на улице разъехаться не могли, и дорогу уступал тот, кто хуже одет, а если оба рваные, то младший по возрасту. Он слезал с лошади, брал ее под уздцы и осаживал назад до самого угла… А в Ташкенте! В Ташкенте трамваи ездили, и даже женщины на них катались. В Бухаре вечером темно, разве где-то горит-коптит огонек возле мечети. А в Ташкенте! В Ташкенте полыхали фонари на улицах… В Бухаре ничего не ломали, она казалась вечной. А в Ташкенте ломали старые лачуги, строили новые трехэтажные дома, которые казались небоскребами… В Бухаре стирали белье корнями травы ишкор, она давала пену, белую, как снег, а в Ташкенте было мыло…

Совсем другая жизнь!

Они работали на текстильном комбинате, они учились… Денег на лепешку всегда хватало, шурпу продавали на улицах, перехватишь миску по дороге в институт — и сыт весь день.

И вдруг — война.

Правда, его, Шахаба, война застала в армии. Он служил в городе Грозном, где добывают нефть. И после войны он туда вернулся, а кто захочет узнать — почему, так поймет, когда познакомится с его женой. Сейчас она живет в Бухаре, рвется в Газабад с дочкой и сыном.

В Грозном он работал на вышке и учился. Там бы ему и жить, если бы не письмо от Бардаша, что на родной бухарской земле нашли газ. Буровые мастера требовались. Вот он и приехал… Газ! Большое дело!

Ничто не располагает так людей друг к другу, как откровенная беседа ночью, да еще в пустыне, где они, кажется, на тысячи верст одни. Нет, не одни, а вдвоем.

— Вот мы и познакомились, — сказал Шахаб.

И мы тоже, читатель, познакомились с теми, чьи руки достанут бухарский газ из таинственных кладовых пустыни.

Всякий, кто бывал в Бухаре, слышал о газе и встречался с газодобытчиками. Это не так трудно. Зайди в гостиницу — ни одного свободного номера, а кто в ней живет? Газовики… Ими полон терем-теремок, накрывшийся дряхлой крышей бывшей медресе — одной из многих… Перейди через дорогу, наткнешься либо на штаб разведки, либо на их лабораторию, либо на табличку треста «Бухаранефтегаз», говорящую о том, что здесь заседает сам товарищ Надиров… Весьма вероятно, что когда-нибудь ее заменит мемориальная доска, потому что для треста уже строится новое здание… Бетон, стекло, цветы….

А всякий ли встречал в Бухаре Халима-ишана?