— Да ты что, оглохла, что ли? — притворно возмущалась Маришка, и обе прислушивались;
— Бей-й-й... лев-а-а! — доносился с Енисея многократно усиленный, как и обычно на воде, голос лоцмана.
Забившееся часто сердце при слове «лев-а-а!» радостно обрывалось: левая — это наша сторона. Если, выводя плот из-за Чаешного, лоцман дает гребцам команду «бей... пра-а-аво!», значит, плот уходит в обход нашей косы, провожаемый тоскливыми взглядами жителей Чибурдаихи.
Если же после слова «бей...» сомкнувшуюся разом тишину разорвет каждому мальцу знакомая команда «лев-а-а!», значит, деревне шуметь и гоношиться до полуночи, а бабам бегать из избы в избу, хвастаясь таежными гостинцами, петь и плясать в тополях, укрытых потемками...
Чепсараков пошел навстречу бабам. Сказал, кивая в приближающегося плота:
— Кажись, Игнашкина артель.
Васена повела круглым мощным плечом.
— Кому Игнашка, а кому Абрам Лазаревич.
— Ну да ну да, — быстро согласился Чепсараков, рази я ровня ему... Абрам Лазаревич — первеющий лоцман на всем Енисее.
— А то Егор Ганцев хуже? — покачивая темно-русыми курчавыми волосами и уставясь темно-синими круглыми глазами в добродушное лицо Чепсаракова, спросила Маришка.
— Нет, Егорша Ганцев не подгадит. Нет, не подгадит.
— То-то же, — примирительно проговорила Маришка и
отвернулась. Абрам Челтыкмашев, по прозвищу Игнашка, — коренной хакас с узким продолговатым лицом, на котором узкие, словно всегда прищуренные, глаза косо сходились у переносицы. Нос у него с горбинкой, тонкий, усы густые, черные, висят до самого подбородка, а череп над крутым высоким лбом совсем голый, хотя Абраму в то время не было и тридцати. К нам Челтыкмашев пришел из степного улуса Иудина.
Плот между тем начал сходить с матеры. Он миновал Глиняные ямы, полуразмытый кладбищенский курган и теперь несся к Мерзлому хутору. Вот уже можно разглядеть гребцов. На носу их восемь человек, а не шесть, как у Ганцева. Стало быть, плот ведет Челтыкмашев. С прошлого года в артель Челтыкмашева перешел Филя Гапончик. Плотогон он никудышный, совсем без сноровки, но зато молодой, силы невероятной и роста великого — как раз те самые качества, что необходимы человеку, чтобы кидать тяжеленный цинкач.
Абрам ставил Филю Гапончика всегда рядом с собой на корме, где две небольшие греби, с помощью которых лоцман управлял плотом. Когда восемь гребцов на носу (по двое на каждую гребь), выбиваясь из сил, старались свергать двенадцатисоставный плот с матеры, на корме гребцы только чуть пошевеливали гребями, не давая бьющему в корму потоку воды развернуть плот на середину реки, это верная гибель плоту, который становится неуправляемым, и Енисей его тут же бросит на скалы Февральской горы. Тут главное не сила, а опыт, ум и сноровка лоцмана нужны.
Зато человек, идущий в гребцы, должен обладать прежде всего недюжинной силой. Носовые греби тешутся из цельных бревен, и, чтобы управиться с ними, нужна сила в руках.
Плотогон должен обладать и чувством ритма. Четыре гребца, стоящие по одну сторону гребей, должны без команды, но одновременно поднять их, затем, погрузив в воду, потянуть на себя. А четверо других гребцов, стоящих по другую сторону гребей, должны в это время кинуть их от себя... Малейшая заминка, разнобой — и греби столкнутся, плот вовремя не получит толчка в нужную сторону, а тут уж вынырнет камень из воды, распорет всю эту махину от носа до кормы: бревна затрещат, с грохотом полезут друг на друга.
Вот почему на плоту существует жесткая, не оговариваемая никакими договорами дисциплина. У каждого тут свое место, то место, куда плотогона поставил лоцман — отец, начальник, царь и бог для плотогона — в одном лице. И если кто-либо выразит зависть, неудовольствие или склонность к бузотерству, его тут же, на первом попавшемся острове, высаживают и плывут дальше. Все расчеты производятся, все споры решаются только на берегу, когда плот причален и сдан по акту в сплавконтору.
— Шаба-а-аш! — разнеслась по Енисею зычная команда Абрама Челтыкмашева, и гребцы, вскинув сверкнувшие на солнце золотисто-желтые греби, остановили их в таком положении, чтобы они не покорежились во время причаливания.
Греби больше не нужны. Плот, минующий Мерзлый хутор, круто забирает носом влево: бивший в корму поток сам гнал его на берег. Сноровка лоцмана нужна и для того, чтобы плот вовремя направить к берегу. Тут успех решался не минутами, а секундами, так как коса выдается в реку на полкилометра, а что значат эти полкилометра, когда скорость воды километров двадцать в час?!
Читать дальше