Евгений Левандовский - Огнем опаленные

— Что же ты, негодник, делаешь! — кричала она. — Ты всю посуду перебил. Что скажет мама? — И, схватив Шурку в охапку, заплакала.

Громким басом кричал Юрка, благим матом орал Шурка, а Рая, обняв братьев и уткнувшись в диванную подушку, громко рыдала.

Так и заснули все трое: обнявшись и вдоволь наплакавшись.

Уставшая после двенадцатичасовой дневной смены, накормив ребят и уложив Юрку спать, Анна Ивановна тоже прикорнула возле него. Рая пошла с Шуркой погулять. Анна Ивановна совсем было уже задремала, когда раздался стук в дверь.

— Кто там? — встрепенулась она.

— Открой, Нюра, это я, — раздался за дверью голос матери.

…На мать было страшно смотреть. Грязная, оборванная, с опаленными волосами. Лицо перепачкано чем-то черным — то ли сажа, то ли мазут.

А глаза, раньше такие веселые, с задорной искоркой, смотрели теперь безжизненно. Аня не видела мать около полугода — на Новый год мать приезжала к ним. За эти несколько месяцев она стала старухой с потухшими глазами и трясущейся головой.

— Что же это творится? Всю нашу землю разорили. Жгут деревни, бомбят, расстреливают из пулеметов женщин и детей. — Она говорила как-то особенно медленно, спокойно. — Еле добралась до тебя. Кругом беженцы…

— Что с нашими? Живы? — Анна Ивановна с тревогой глянула на мать.

— Наши… — Мать судорожно вздохнула, глаза подернулись влажным блеском. — Мужики все на фронт ушли… — Она опять замолкла, словно бы набираясь сил. — А дочери… Надежда и Зоя… — Она говорила с перерывами, точно ей не хватало воздуха. — Сестры твои… с детьми… внучатами моими… все… — из ее широко раскрытых глаз по исхудавшим щекам вдруг поползли две крупные слезы, — все погибли…

— А… — Анна Ивановна запнулась. Она теперь уже боялась и спрашивать. — А тетя со своими?

— Не знаю. Не смогла зайти. Там уже немец был, когда я проходила. А этих… Этих на моих глазах…

Прижавшись к матери, испуганно слушала Аня ее рассказ.

Отрешенный взгляд матери, это спокойствие, с которым она говорила о таких страшных вещах, пугали Аню. «Что же довелось пережить ей за эти дни?»

— А где Иван? — Голос матери оторвал ее от мыслей.

— На фронте. Вот уже четвертый месяц на фронте.

— Это хорошо! Правильно! А ты что делаешь?

— Работаю на заводе. На месте Ивана.

— И это правильно.

…Ивану Шарову после госпиталя не удалось вернуться в свою часть. Не смог он заехать и домой.

Из пересыльного пункта его с маршевой ротой отправили на пополнение в действующую армию. И уже через несколько дней он был вновь назначен командиром пулеметного расчета. Его второй номер, молоденький парень, совсем мальчишка, Петр Зацепин, полюбился Ивану. «Молод только еще, с ленцой, — думал Иван. — Тяжело ему будет. Но ничего, пообвыкнет, только не давать бездельничать». И он не давал. И в походе и на привале находил работу и себе и Петру. Тот иногда ворчал, но невозмутимость Ивана, его спокойный голос и искреннее доброжелательное отношение обезоруживали Петра. Не мог он ни спорить, ни возражать этому человеку.

Вместе со своим напарником Иван подровнял стенки окопа, выложил бруствер для маскировки дерном, еще раз проверил пулемет и начал внимательно осматривать местность. Только вчера они заняли эту позицию. За ночь отрыли окопы, прокопали ходы сообщения, а сейчас, пользуясь затишьем, наводили порядок.

Иван и здесь, на фронте, сохранил свою деловитость и работоспособность. Так же как и на заводе, он делал все обстоятельно, с душой. Так же не мог сидеть без работы. Его беспокойные и умные рабочие руки вечно находились в движении. То он выравнивал окоп, то откапывал нишу для запасных коробок с лептами, то пристраивал сиденье, чтобы удобнее было отдыхать в затишье, то смазывал и чистил пулемет.

Вот и теперь, закончив с окопом и внимательно осмотрев местность, вновь нашел работу.

— Слушай, — сказал он своему второму номеру, — а что, если немцы залягут вон за тем пригорком? — показал он левее окопа. — Мы их отсюда не достанем, а они, я думаю, смогут бить вдоль наших окопов. Как ты полагаешь?

— Смогут, конечно, но их должен накрыть пулемет второй роты.

— Должен-то должен, а вдруг пулемет откажет.

— Но почему он должен обязательно отказать? — проворчал второй номер. — Вечно ты, дядя Ваня, что-то придумываешь. — Он уже догадался, в чем дело: опять у дяди Вани идея, а значит, прощай отдых. А много ли им приходится отдыхать. Сейчас затишье, через час бой — тогда не до отдыха.

— Нет, брат, так не пойдет. На соседа надейся, а сам не плошай, — говорил между тем Иван, вновь беря в руки отставленную было в сторону лопату. — Надо, я думаю, нам с тобой запасной окопчик вырыть, вон у того деревца, и ходок к нему подготовить. Вот тогда будет все в порядке — сунутся немцы на тот бугорок, а мы быстренько перетащим пулемет в запасной окопчик и огоньком, огоньком их. А сосед слева пусть нам помогает тоже. Так, я думаю, будет лучше. — И, легко перебросив тело через бруствер, Иван, сжимая лопату, пополз к намеченному деревцу.