Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Виктор теперь точно знал, что ему делать. Он уже учился в школе радистов. Ему сказали в военкомате, что радист — специальность дефицитная, и он часами сидел за телеграфным ключом, выстукивая точки и тире.

Фронт все ближе подходил к Москве. Город преобразился до неузнаваемости. Камуфляжные рисунки прямо на асфальте площадей, укрытые мешками с песком витрины магазинов, противотанковые ежи и баррикады на главных магистралях у въезда в город, заклеенные крест-накрест окна квартир. К вечеру Москва погружалась в темноту, в небо поднимались аэростаты воздушного заграждения, на бульварах и площадях, на больших домах снимались чехлы с пулеметных и артиллерийских зенитных установок. Город бомбили почти каждый вечер. Ровно в десять часов вечера, словно по расписанию, прилетали немецкие самолеты, кидали фугасы, посыпали крыши жилых домов зажигательными бомбами.

Вот и сегодня. Виктор задержался после смены — помогая своей маленькой сменщице выполнить норму, и вдруг в цехе заговорили динамики: «Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога!» Противно завыла сирена. Выключив станок и схватив висевший у тумбочки противогаз, Виктор вместе с другими дружинниками побежал на чердак.

Взбегая наверх, он услышал за собой чье-то прерывистое дыхание. Оглянулся — Маша.

— А ты куда?

— И я с вами на крышу.

— Нечего тебе там делать. А ну, бегом обратно.

— Но я же без вас всегда…

— Кому сказал, назад! Быстро!

Обиженная девушка, опустив голову, послушно пошла обратно. А Виктор полез на крышу. Он нечасто задерживался так поздно на заводе и не знал, что его сменщица, эта маленькая девушка, вот уже который день во время тревог выходила вместе со всеми дежурить на крышу, что у нее на счету две погашенные зажигалки.

Небо над Москвой было рассвечено яркими лучами прожекторов, вспышками разрывов зенитных снарядов. Прожектора метались по небу, разыскивая прорвавшиеся самолеты. В луче прожектора что-то серебристо блеснуло, и туда сразу же метнулся луч другого прожектора. И уже в перекрестии двух лучей ясно виден самолет, по которому с ожесточением начали бить зенитки. Вспышка — и, оставляя за собой огненный след, самолет стал падать.

…Начали приходить похоронки. Сначала по одной, изредка. Потом пошли сплошным потоком. Люди стали со страхом глядеть на почтальона. Пришла похоронка на Кольку Скобкина, Вовку Данкова. И в заводское общежитие на Мишу Кузнецова. В цехе состоялся траурный митинг. О Мише говорили много и тепло, но Виктор ничего не слышал. Известие о гибели друга потрясло, слова не доходили до сознания.

Он молча подошел к своей тумбочке, достал оттуда резцы, инструменты Миши, завернутые в промасленную тряпочку, вышел с ними на середину цеха.

— Вот… — ему трудно было говорить. — Вот… Миша оставил… Просил сохранить…

Кто-то протянул руку и взял один резец. Виктор глянул — дядя Коля. Потом протянулась еще рука, другая. Виктор медленно шел вдоль цеха, а к нему подходили старейшие рабочие и брали кто резец, кто штангель, а кто просто металлическую прокладку. Брали на память о друге, отдавшем жизнь за Москву.

Виктор, как и всегда, пришел на смену раньше времени — надо было посмотреть, как справляется Маша со сменным заданием.

— Ну как дела?

— Порядок. Полторы нормы готово.

Теперь Виктор знал, что эта маленькая курносая девчонка только с виду казалась такой беспомощной. Не беда, что из-за своего маленького роста ей приходилось вставать у станка на сделанные Виктором подмостья, важно то, что с работой она освоилась быстро. Норму теперь выполняла не хуже Виктора. Знал он и о ее подвигах в дружине самообороны. Правда, после того раза, когда Виктор прогнал ее с крыши, он все же добился перевода ее в санитарную дружину, но и здесь она быстро нашла свое место — сдала санитарные нормы и теперь была среди лучших сандружинниц. Виктор гордился своей напарницей.

— Вить, а Вить?

Виктор оглянулся. Машина детская курносая мордашка выражала такую наивную мольбу, что Виктор невольно улыбнулся.

— Ну что тебе, лиса? Опять что-нибудь надумала?

— Давай поменяемся с тобой сменами?

— Как это — поменяемся?

— Ну так. Я сегодня отработаю вторую смену, а ты придешь завтра в утреннюю.

— Что это ты придумала?

— Ну, мне надо.

— Зачем?

— Ну что тебе, жалко?

— Не жалко, а зачем тебе это нужно?

— Ну, Вить? А?

— Расскажи, зачем. Тогда подумаю.

— Ты знаешь Анну Ивановну?

— Знаю.