Евгений Левандовский - Огнем опаленные

— Что у вас здесь происходит? Кто мог стрелять?

— Бандиты. Бандеровцы. Ночью вылезают из своих щелей. Прохода не дают. Увидят кого в военной форме — стреляют. Увидят свет фонарика — стреляют; знают, что фонарики только у патрулей. Раньше, бывало, все по темным углам, а теперь до такой наглости дошли — у вокзала стали стрелять.

— Разрешите, я с вами пойду. Не хочется в этих развалинах сидеть до утра.

— Как хочешь. Только смотри, могут и подстрелить.

— Ничего.

«Совсем молодые солдаты. По первому году служат. Напорются на выстрел, как пить дать. Ишь как расцокались своими сапогами», — думал Виктор.

Они шли по улицам. Иногда заходили в какой-нибудь подъезд перекурить и вновь шагали по звонким в ночной тишине булыжным мостовым.

Начало светать. Солдаты переговаривались между собой. И по их разговорам Виктор окончательно решил: «Первый год служат, на фронте не были. Совсем еще дети. И воспоминания их детские».

Виктор задумался… «Какие у меня были события? Много их было. Разные. Первый прыжок в тыл — событие, первый бой — событие. Расстрел в белорусской деревушке? Да… есть о чем вспомнить…»

Совсем рассвело, и Виктор, попрощавшись с патрульными, зашел в садик. Сел на скамейку. Вспомнил весну сорок четвертого…

Только что прибывшие свежие части разгружались на станции и форсированным маршем шли на юго-запад. Застревали танки, самоходки. Мощные трехосные грузовики «студебеккеры» беспомощно крутили колесами, только перемешивая грязь. Солдаты буквально на руках вытаскивали их, ставили на твердую почву, но они тут же вновь застревали. Техника и обозы встали. А «царица полей» все шла и шла вперед. Противник, отступая, огрызался. Временами в лесах постреливали бандеровцы, и их вылавливали уставшие и обозленные солдаты. Но вот где-то у Ковеля наткнулись на мощную оборону противника. А бой принять уже не могли. Техника, боеприпасы отстали. Чтобы избежать лишних потерь, решили отойти, оставив прикрытие. Вызвали коммунистов-добровольцев. Сохранившиеся патроны, гранаты — все отдали остающимся. Задача стояла одна: задержать немцев хотя бы на полдня.

Виктор тоже решил остаться. Он вырвал из ученической тетрадки лист бумаги и написал: «Прошу принять меня в ряды партии…» Потом аккуратно сложил листок вчетверо и пошел искать парторга.

Примером для Виктора всегда были коммунисты. К ним домой часто приходили друзья отца. Это были чекисты школы Дзержинского, партийные работники. Виктор часами готов был слушать споры этих людей. Стать похожим на них было заветной мечтой Виктора. И вот теперь, уходя, быть может, в последний свой бой, он принял решение.

Заняли оборону у просеки — только тут и могли пройти немецкие танки.

Две противотанковые пушки поставили уступом. Между пушками, в окопах, залегли добровольцы.

Четверо с противотанковыми ружьями, пятеро с ручными пулеметами. Остальные с автоматами. Всего двадцать человек.

Все спешно окапывались. Немцев пока не было.

Но закончить работу им не дали…

Сначала в воздухе появилась «рама». Она не спеша прошлась над просекой, развернулась и, почти задевая верхушки деревьев, пошла обратно, поливая пулеметным огнем артиллеристов, затем взмыла над полем, развернулась и вновь двинулась на артиллерийские позиции.

Из-за холма показались четыре танка. За ними во весь рост шли автоматчики. Никто не стрелял. Молчали наши, молчали и немцы.

А потом началось… Виктор видел, как, словно из-под земли, выскочили к своим пушкам артиллеристы, ударили по танкам, открыли огонь противотанковые ружья, сухо застрекотали немецкие автоматы, танки открыли с ходу огонь. Виктор отложил в сторону автомат и, тщательно прицеливаясь, бил из винтовки по головному танку, стараясь попасть в смотровую щель водителя. Вокруг танков вздымались фонтаны земли — били наши артиллеристы. Отдельные снаряды попадали в танки, но те продолжали лезть вперед, обстреливая наши артиллерийские позиции.

Виктор не заметил, как это произошло — немецкий танк вздрогнул, теряя гусеницу, повернулся боком, а от второго снаряда, пробившего бортовую броню, задымил и сразу вспыхнул ярким факелом. И тут же вспыхнул второй танк. Остальные два попятились, развернулись и скрылись за холмом. Пехотинцы залегли и короткими перебежками стали тоже отходить за холм, унося раненых.

Наступила тишина. Виктор огляделся. Только теперь он заметил, что пушка, которая стояла левей просеки, подбита. От расчета остался один артиллерист с окровавленной повязкой на голове. Справа от Виктора, уткнувшись в бруствер, лежал пулеметчик. Остальных ему не было видно.