Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Совсем иначе сложилось все у Миши. Оправившись от ран, он распрощался с выходившими его женщинами из лагеря беженцев и стал пробираться на Большую землю. Во время перехода линии фронта его вновь ранило. Очнулся он только в госпитале.

— Кроме всего прочего, — рассказывал он, — были повреждены сухожилия правой ноги и левой руки. Медики старались вовсю. Больше года пролежал в разных госпиталях. Операция за операцией. Но медики так и не смогли… Зимой сорок четвертого выписали из госпиталя и комиссовали по чистой.

И я сразу в Москву, — продолжал он. — А в Москве в управление кадров Министерства обороны. Я ведь знал, что Тонина мама военный врач. Там мне — адрес. Я приезжаю, звоню, а дверь открывает Тоня. Вы представляете?

До следующего дня продолжалась беседа друзей.

А утром они все вместе отправились на вокзал провожать Звонаревых — они ехали в отпуск.

Только что кончилась сельская сходка. Виктор с напарником возвращались домой.

— Но почему они все молчали?

— Боятся.

— Чего им бояться? Все односельчане. Знают друг друга с рождения.

— Вот поэтому и боятся, что знают друг друга.

— Так все и будут молчать? Ни за, ни против?

— И против ничего не скажут. Нет, здесь так нельзя. Нужно не общее собрание устраивать, а сначала походить по домам, поговорить с каждым. По душам поговорить.

— А сколько же времени мы потратим на это одно село?

— Времени, конечно, много. Но так, на общем собрании, мы еще больше времени потеряем, а ничего не добьемся.

— Хорошо, — устало согласился Виктор, — давай попробуем с каждым отдельно поговорить. Посмотрим, что из этого выйдет.

Они шли после очередного неудачного собрания в дом, где их разместили на ночлег. Вот уже два дня, как Виктор со своим товарищем, тоже коммунистом, приехали из Львова в это село по партийному заданию для организации колхоза. Сегодня второе за эти два дня общее собрание провели. Убеждали, рассказывали о колхозах в Центральной России, на Украине и в Белоруссии, но так ничего и не добились. Слушали их внимательно, даже чересчур внимательно, но ни одного вопроса, ни одного выступления. Даже реплик с места и то нет — сидят, как будто в рот воды набрали.

Вечером, когда Виктор с товарищем собирались уже ложиться спать, в комнату к ним постучали.

— Войдите.

На пороге появился хозяин дома. Осторожно оглянувшись, он плотно прикрыл за собой дверь и на цыпочках подошел к столу.

— Можно с вами поговорить, — шепотом и все так же оглядываясь на дверь, проговорил он, — панове?

— Пожалуйста. Да вы садитесь.

— Не сможете вы сделать в нашем селе колхоза. Люди боятся.

— Чего же им бояться? В других селах уже созданы колхозы, почему же в вашем селе люди не хотят идти в колхоз?

— В других селах тоже не будет колхоза. Те, кто записался сначала, теперь заберут свои заявления обратно.

— Но почему? Разве в колхозе, где все работают сообща, куда государство дает технику, транспорт, хуже?

— Нет, не хуже. И многие хотят в колхоз. У нас в селе почитай без малого все записались бы, но боятся. И никто не запишется.

— Но все же, чего они боятся?

— Бандеровцев. В соседнем селе был колхоз. Только был он всего два дня. А на третий день ночью пришли бандеровцы…

— И что?

— Кого выпороли шомполами, а кому руку отрубили, чтобы не писал заявлений. Вот так и у нас — все хотят в колхоз, но боятся и не пойдут, пока есть бандеровцы.

Учеба в институте, работа, поездки в командировки по районам области совершенно не оставляли у Виктора свободного времени. Он и не заметил, как пронеслись пять лет. За это время многое изменилось на Львовщине. Людям, особенно молодежи, давно надоело вечерами сидеть дома за закрытыми дверями, с погашенным светом, вздрагивать от каждого шороха, ждать, когда постучат к ним бандиты. Молодежь первой встала на борьбу с бандитизмом. По всей Львовщине были организованы молодежные отряды истребителей. На борьбу с бандеровцами встало все население. Теперь только остатки закоренелых бандитов продолжали скрываться в глухих лесах. Они злобно огрызались, но их последний час был уже не за горами.

По всей Львовщине зашумели моторами трактора, распахивая колхозную землю. Радостно светились по вечерам окна деревень.

Виктор уже заканчивал институт.

Мама часто писала, что становится старой. Скоро на пенсию. Не пора ли Виктору приехать в Москву? Не пора ли ему жениться?

Василий и Лена Лапишевы уехали из Львова — потянуло Василия в родные места, к шахтерскому делу. Да и Вадим Петрович Прибылов, который жил в Донбассе, звал Василия к себе.