На обвинения Джоггинса судья ответил через печать, заключив свое заявление простодушным вопросом: «Неужели судья, который за деньги согласился вынести определенное решение, стал бы тратить два часа на разбирательство?»
После этого, где бы Джоггинс ни проповедовал — в церкви Уэсли или на собраниях в пригородах, оконные стекла всякий раз разлетались вдребезги. По ночам у него то и дело звонил телефон и какие-то незнакомые голоса настойчиво предупреждали его, что если он не прекратит свою агитацию, ему придется плохо.
Насмерть перепуганный Джоггинс выпросил себе полицейскую охрану и написал премьер-министру, что берет обратно свою жалобу на решение суда, однако настаивает на пересмотре закона об азартных играх.
Вот тогда-то Джон Уэст и устроил банкет, на котором объявил во всеуслышание, что остается в Австралии.
* * *
— Ну, уж эти такие тухлые, что сквозь скорлупу воняют, — сказал Дик Капуста, показывая Джону Уэсту бумажный пакет с яйцами. Дело происходило в бильярдной Столичного конноспортивного клуба, где, кроме Джона Уэста и Дика, собрались Барни Робинсон, Боров, Ренфри, Скуош Льюис, Долговязый Билл, Пэдди Вудмен и еще человек двенадцать.
— Моя жена целых два месяца копила тухлые яйца, на случай если понадобятся, — похвастался Льюис.
— Так помните: войдете все поодиночке, а пакеты хорошенько спрячьте.
— Понятно, Джек.
— И сначала кричите с места и только после этого бросайте яйца. Особенно кричите про то, что Джоггинс спутался с одной женщиной и что она ждет ребенка. Полезайте на левую галерку. Оттуда очень удобно бросать яйца.
— Я не стану бросать яйца, — сказал Барни Робинсон. — Я сяду в партере и буду прерывать оратора с места. — Барни не имел ни малейшего желания попасть в лапы полиции накануне путешествия за океан. После покушения на О’Флаэрти он ушел от Джона Уэста; но когда тот предложил ему должность импрессарио Сквирса, он согласился, хотя Флорри лишь скрепя сердце одобрила это решение.
Когда все ушли, набив карманы тухлыми яйцами, Джон Уэст спросил Барни Робинсона:
— Сколько билетов ты велел напечатать?
— Сотню штук, и почти все разошлись. Джоггинса хватит удар, когда он узнает, что мы у него стянули пригласительный билет и наделали таких же. Это просто coup d’Etat [5] Государственный переворот (франц.).
, как говорят французы.
В это время сам мистер Джоггинс приближался к зданию театра под охраной двух высоченных полицейских. Его преподобие сильно волновался; шел он вприпрыжку, словно подошвы у него были на пружинах; на каждый шаг полицейских приходилось два его шажка, и по сравнению с ними он казался просто карликом.
Джоггинс являл собой законченный тип «святоши»: маленького роста, с худым бледным лицом и фанатическим огоньком в глазах. Для него семь смертных грехов были: карты, пьянство, игра на скачках, сальные анекдоты, содержание домов терпимости, разврат и общение друг с другом юношей и девушек. Джона Уэста он считал самим сатаной, а всю шайку — ангелами его. Джоггинс открыто хвастал тем, что ведет счет посетителям Столичного клуба и заведения мадам Брюссельс. Он, не краснея, признавался, что летними вечерами шныряет по паркам и по берегу реки, подглядывая из-за кустов за парочками.
Его преподобие метал громы и молнии, клеймя азарт и пьянство, однако весьма равнодушно взирал на то, что беднота ютится в трущобах и терпит нужду, а богачи наслаждаются жизнью в роскошных особняках. Он объявил крестовый поход против греховности неимущих и милостиво отпускал грехи имущим. Если существуют бедные — на то «воля божия». Пусть бедняк смиренно переносит испытания, и он будет вознагражден на том свете.
«Блаженны нищие, яко тех есть царствие небесное»; а пока что на земле они «всегда с нами», и поэтому нужно благодетельствовать им словом божиим, даровой похлебкой и гнилыми яблоками, а то и выдать одеяло в зимнюю стужу. Но главное — ладо оградить бедняка от самых страшных зол: от азарта, пьянства и распутства.
Самого себя Джоггинс, однако, не сумел уберечь от соблазна и вступил в тайную связь с молоденькой учительницей воскресной школы. Он не мог ни афишировать этой связи, ни заявить о своем намерении жениться, ибо во что бы то ни стало хотел сохранить ореол воинствующего безбрачия.
Как многие тупые, ограниченные люди, Джоггинс не лишен был своего рода безрассудной храбрости. Он в самом деле организовал массовое движение против всех видов порока; особенно доставалось от него игорным притонам Джона Уэста.
Читать дальше