Почти каждый вечер он делал доклады, иллюстрируя их картами и фотографиями. Эштон говорил красноречиво и вдохновенно; он покорял огромные аудитории, увлекая их своей проповедью социализма.
Гарриет не хотела совсем исчезнуть из его жизни. Она часто бывала на митингах, иногда даже разговаривала с ним в присутствии посторонних, и он знал, что связывающее их чувство не умерло. Марта ворчала, что он пропадал больше года и должен по крайней мере хоть сейчас уделять побольше внимания ей и детям.
Младший сын, входя в кабинет отца, чтобы проститься перед сном, иногда задавал ему вопрос: — Что ты пишешь, папа? — Фрэнк Эштон отвечал: — Пишу книгу, чтобы объяснить людям, как плохо устроен этот мир и как необходимо бороться за то, чтобы его переделать. — Мальчик, которому недавно исполнилось одиннадцать лет, спрашивал: — А почему мир плохо устроен, папа? — и Эштону трудно было ответить ребенку на этот вопрос.
Фрэнк Эштон привез с собой в Австралию немного денег, но их не хватило, чтобы расплатиться со всеми кредиторами. Он был неприятно удивлен, когда Марта сказала, что Джон Уэст дал ей денег для уплаты долгов. Он понял, что Джон Уэст будет считать этот подарок авансом за услуги, которые Эштону еще придется ему оказывать. Эштон высказал свое недовольство Марте, но та заявила, что он должен быть благодарен мистеру Уэсту: теперь над ними уже не висят долги, и она позаботится, чтобы и впредь их не было.
Но сейчас, сидя у себя в кабинете, Фрэнк Эштон вовсе не думал о Джоне Уэсте. Книга его была закончена. Он решил назвать ее «Красная Европа». Теперь он придумывал заключительную фразу — она должна быть революционной и страстной.
Внезапно такая концовка пришла ему на ум, и он схватился за перо.
«Капитализм, трепеща от страха, прислушивается к барабанному бою армий Революции. Звуки барабанов становятся все громче и громче — армии подходят все ближе и ближе».
Он вывел эти слова своим витиеватым почерком, написал внизу страницы «Конец» и закурил сигарету.
Заходящее солнце светило прямо в окно. Фрэнк Эштон, бросив спичку в камин, откинулся на спинку стула, любовно поглаживая рукой толстую рукопись. У входной двери послышался резкий стук молоточка. Эштон машинально поднялся, отпер дверь и, к своему удивлению, увидел на пороге коренастую фигуру Перси Лэмберта, темным силуэтом выделявшуюся на фоне заката. Когда-то «во времена Тома Манна», как называл Эштон те годы, он был довольно близок с Лэмбертом, но с тех пор они не видались, если не считать официальных встреч во время кампаний против воинской повинности.
— Здравствуй, Фрэнк, — сказал звучным голосом Лэмберт. Они тепло пожали друг другу руки.
— Рад тебя видеть, Перси, — сказал Эштон. — Входи же.
Лэмберт прошел в кабинет. Походка у него была несколько вызывающая. Он был без шляпы, в простом, но хорошо сшитом костюме.
— Я слышал два твоих доклада, Фрэнк, — начал Лэмберт. — Это просто здорово. Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы разоблачить газетную брехню. Мы должны рассказать рабочим правду о большевиках. Это начало мировой революции.
Эштон показал ему свою объемистую рукопись. — Я пишу книгу на том материале, который я использовал в лекциях; я добавил несколько превосходных фотографий и карт. Сегодня я ее закончил. Хочу назвать книгу «Красная Европа». Я прочту тебе последний абзац, и ты получишь представление о ее содержании. Слушай…
Эштон прочел вслух последние фразы, с гордостью взглянул на Лэмберта, потом смущенно провел рукой по волосам.
— Позиция правильная, — ответил Лэмберт, — но здесь, в Австралии, предстоит еще большая организационная работа. Поэтому я к тебе и пришел. Мы созываем конференцию социалистов и прочих организаций, а также отдельных лиц, с целью образовать в Австралии коммунистическую партию, входящую в Коммунистический Интернационал. Лейбористская партия изменила, социалистические группировки превратились в очаги сектантской пропаганды. Нам необходима новая партия, тесно связанная с международным революционным движением. И такой партии необходим ты, Фрэнк. Можем ли мы рассчитывать, что ты будешь одним из инициаторов создания этой партии?
— Я всегда с вами, ты это знаешь, Перси.
— Очень важно, чтобы ты с самого начала вступил в партию.
— Видишь ли, Перси… это довольно затруднительно, — запинаясь, сказал Эштон. — Ты слишком многого от меня требуешь… Я потеряю место в парламенте… Вообше-то мне на него наплевать, но… — У Эштона нечаянно вырвались слова, которых он вовсе не хотел произносить вслух.
Читать дальше