Фрэнк Эштон восхищался Лениным и большевиками и всем говорил, что Австралии нужны такие же вожди. Он сказал об этом даже Марте, но она ответила:
— Если ты не прекратишь эту болтовню, тебя выгонят из парламента. Что тогда будет со мной и детьми?
Он назначил свидание Гарриет. Они встретились за завтраком, и он сказал ей, что едет в Европу, чтобы увидеть все своими глазами. — Вернусь оттуда и расскажу обо всем рабочим Австралии.
Трудность заключалась в том, что у него не было денег, но он занял небольшую сумму и купил самый дешевый билет на пароход, идущий в Америку; оттуда он уж как-нибудь доберется до Европы. Но тут его постиг удар: федеральное правительство отказывало ему в визе на выезд. Он разозлился и пошел прямо к премьер-министру Хьюзу.
Хьюз — маленький, морщинистый, необычайно подвижный — усмехнулся и сказал: — Я сам еду в Англию, Фрэнк. Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы позволить вам таскаться за мной по пятам и рычать на меня, когда я буду стараться произвести там впечатление? Никуда вы не поедете.
Но Фрэнку Эштону не так-то легко было помешать. Он однажды уже ухитрился объехать весь мир и непременно сделает это опять. Он устроился помощником эконома на торговом судне, которое отправлялось в Америку. — Ты просто хочешь сбежать от меня и детей! Ты уже не вернешься! — всхлипывала Марта.
Фрэнк Эштон пошел к Гарриет. Он сказал об этом Марте и в знак своих честных намерений взял с собой обоих сыновей. Гарриет попрощалась с ним спокойно, но он чувствовал, что она опечалена.
Когда судно вышло в море, Фрэнк Эштон почувствовал огромное облегчение. Всю первую ночь он простоял, перегнувшись через борт, глядя на лунные блики, скользившие по спокойной поверхности воды. Ему всегда казалось, что корабль — это обособленный мирок, движущийся по водам, которые ограждают его от мирской суеты. Сейчас и Австралия, и все его невзгоды отодвинулись куда-то далеко. В море хорошо думать. Жизнь проста. Впереди — свобода!
В кармане у него было шестнадцать фунтов.
B Лондоне Фрэнк Эштон познакомился с Максимом Литвиновым. Ему показалось, что Литвинов с некоторым подозрением отнесся к члену лейбористского правительства, которое «предало рабочих милитаристам». Когда Эштон с восторгом заговорил о русской революции, Литвинов сказал: — Величайшая задача каждой революции — изменение социального строя. Нам еще предстоит выполнить эту задачу. Она требует упорной борьбы и жертв.
Затем Фрэнк Эштон поспешил в Девон навестить мать и сводного брата. Мать заплакала от радости и все повторяла: — Мой мальчик вернулся домой! — Она стала совсем старенькой и сморщенной и вся сияла от гордости за своего старшего сына.
Она вышла замуж в третий раз, и брак оказался довольно счастливым, хотя и она и ее муж были уже очень немолоды. Отчим понравился Фрэнку Эштону. Они часто вместе гуляли по старинным девонским дорогам, а иногда заходили в какой-нибудь старинный трактир и выпивали одну-две пинты пива.
Как-то вечером Эштон с увлечением стал рассказывать своим родственникам о русской революции. Они встретили его слова враждебным молчанием. Это были консервативные провинциальные обыватели, черпавшие свои политические убеждения из лондонской «Таймс». Эштон решил больше не портить настроения ни себе, ни им и не заговаривать о политике. Он даже пошел вместе с матерью в деревенскую церковь, понимая, что ей не терпится похвастаться перед прихожанами своим сыном, сделавшим такую блестящую карьеру.
Вскоре он получил телеграмму от исполняющего обязанности премьер-министра Австралии с предложением присоединиться к группе австралийских журналистов, едущей во Францию с официальной миссией. Таким образом его финансовое положение несколько улучшилось, что было весьма кстати, ибо львиную долю его парламентского жалованья Марта забирала в Мельбурне.
В сентябре 1918 года Фрэнк Эштон уехал во Францию. Он настоял, чтобы его пустили на фронт. Наблюдая сражение у Ленса с безопасного места на горе Вими — дальше его не пустили, — он почувствовал отвращение к этой чудовищной и бессмысленной бойне.
Проштудировав французско-английский словарь, он научился кое-как объясняться по-французски.
Все члены миссии уже вернулись в Австралию, но он задержался в Европе. Многие называли его «длинногривым большевиком», однако люди, сочувствующие русской революции, относились к нему подозрительно из-за его связей с представителями австралийской реакционной прессы.
Читать дальше