Сюсаку Эндо - Посвисти для нас

— Он пишет в письме, чтобы я что-нибудь купил твоему малышу. Но я не знаю, что можно купить, поэтому просто принес деньги.

— Но почему?.. Я никак не могу понять.

Одзу зажмурился и выпалил одним махом:

— Уже давно, на пляже Асия, он бросился в высокие волны, хотя толком не умел плавать. Помнишь? Хирамэ… не подумал, что с ним будет, так ему хотелось поговорить с тобой. Все эти годы он повторяет, что никогда не забудет, как ты дала ему марлю.

Закончив свою речь, Одзу открыл глаза. Айко сидела, положив руки на колени, по ее лицу было видно, что она в полном замешательстве.

Наконец она раскрыла губы и выдавила:

— Однако… я… не могу это принять. Ведь я о вас почти ничего не знаю.

— Но… может, все-таки возьмешь? Он написал, чтобы я обязательно тебе передал.

Одзу положил квитанцию на колено девушки, но бумажка тут же соскользнула на пол.

Какое-то время они молчали. Одзу пристально смотрел в пол.

— Большое спасибо, — пробормотала Айко. Она вдруг опустила голову и протянула руку, чтобы поднять квитанцию. — Когда родится ребенок, я куплю ему что-нибудь…

Двое опять замолчали. Не в силах больше выносить тишину Одзу спросил:

— А когда ты ждешь?

Айко с облегчением улыбнулась:

— Через полгода. Еще не скоро.

— Представляю, как муж обрадуется.

— Да, но… он в Курэ [33] Во времена Японской империи центр военного судостроения и крупная база Императорского флота. . Не знаю, приедет ли он, когда будут роды.

— В Курэ…

— Он служит на флоте.

«Значит, в тот раз…» — хотел было сказать Одзу, но рот сам собой закрылся. Он вспомнил смуглого морского кадета, появившегося в тот день на мосту через Асиягаву.

— Ну, — Одзу быстро поднялся, — я пойду.

— Подожди!

Айко вышла из гостиной.

«Все! Деньги я передал. Но больше я таких вещей делать не буду», — предупредил про себя друга Одзу.

Когда Айко вернулась, в руке у нее была маленькая авторучка.

— Э-э… вот. Не мог бы ты передать это Хирамэ? Мне нечего ему подарить. Папа привез мне эту ручку из Шанхая, когда я училась в гимназии Конан.

Ручка была черная, маленькая. Одзу положил ее в карман и кивнул.

Вернувшись домой, Одзу положил ручку в коробку. Как сказала Айко, ручка была немецкая. Похоже, она ей часто пользовалась — писала ручка не очень хорошо. Но одно можно было сказать точно: Айко ее любила и годами писала ей в классе и дома, за уроками.

Перед тем как положить ручку в коробку, Одзу представил, что почувствует Хирамэ, когда ее получит. И еще он думал, почему Айко решила сделать Хирамэ такой подарок. Эта ручка, скорее всего, Айко больше не нужна, но наверняка она будет иметь в дальнейшей жизни Хирамэ большую важность.

Спустя неделю после того, как Одзу отправил другу ручку, от него пришло письмо, написанное теми же каракулями. Хирамэ писал, что будет хранить ручку всю жизнь, и еще просил у Одзу извинения и обещал больше его не беспокоить. Прочитав до конца письмо, Одзу почувствовал, что сделал для друга все, что должен был сделать.

Осень кончилась. Однако Одзу и его друзья еще не понимали, что приближается момент, который перевернет их жизнь.

Утром в начале декабря Одзу разбудила мать.

— Просыпайся! Просыпайся!

— Колледж… — Одзу высунул из-под футона сонную физиономию, — после обеда пойду. Дай еще немножко поспать.

— Да проснись же! Началась война с Америкой!

Он вскочил с постели и схватил экстренный выпуск газеты, который протягивала ему мать. В глаза бросились черные иероглифы: «С рассвета 7 декабря Япония и США находятся в состоянии войны на Тихом океане».

— Ура! — воскликнул Одзу. — Началось!

— Что теперь будет? Тебя ведь тоже могут забрать? — Мать с тревогой посмотрела на него. — Какой ужас!

— Ну что ты говоришь?! Япония раздолбает Америку!

Одзу проглотил завтрак и выскочил из дома. Может, в колледже больше знают о том, что происходит.

На станции Умэда из громкоговорителя гремел военно-морской марш. После марша по радио стали передавать новости, от которых пассажиры пришли в большое возбуждение. Новости кончились, и из толпы вдруг донеслись крики: «Банзай!»

В колледже никаких подробностей Одзу не узнал. По вопросу, который больше всего волновал студентов — отменят ли отсрочку от призыва, — похоже, пока никаких решений не было.

— Наконец настало время столкновения между цивилизацией японского духа и иностранной цивилизацией материализма, — объявил перед началом занятий преподаватель философии. Голос его срывался.