Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Можно мне апельсинового сока?

— Ах, сока, конечно. — Он вздохнул, встал и пошел к холодильнику. — Сок очень полезен детям. Он придает им сил и, и… ну и все такое.

Он вернулся к столу и, дав мне стакан, смотрел, как я пью. Когда я закончил, он наклонил голову и произнес:

— Без сомнения, он очень освежает, — и опять сел.

Я еще поел хлопьев, теперь уже глотая их неразжеванными и стараясь не смотреть ему в глаза.

— Я хочу, чтобы ты знал: все будет хорошо, — сказал он через некоторое время. — Все будет просто замечательно.

В кухню вошел Ставрос, остановился и посмотрел на Силвэниеса, потом проскользнул в столовую и скрылся из поля зрения.

— Все это обернется тебе на пользу, — продолжал Силвэниес. — Вот увидишь. У этого ужасного человека ничего не выйдет. Никогда. Твои папа с дядей — это грозная сила. Он никогда тебя отсюда не заберет.

Я перестал есть и взглянул на хлопья, плававшие в тарелке. Мысль о том, что Бобби Ли может увезти меня из Уилтона, мне в голову не приходила.

— Куда он может меня забрать?

— Точно не знаю, наверное, в свои горы. Куда-нибудь на юг. По-моему, горы там. Но у него ничего не выйдет. Твой дядя вчера уверил меня в этом. Вчера мы долго сидели и обсуждали этот вопрос. — Он зевнул и потянулся, подняв вверх тощие руки. — Да, очень долго. Обсуждали, как тебя защитить.

Я попытался поесть еще, но хлопья намокли и размякли, а молоко стало теплым. Я чувствовал на себе взгляд Силвэниеса и понимал, что ему хочется поговорить о Бобби Ли, но мне этого совсем не хотелось. Я бы предпочел вообще никогда о нем не говорить.

— Вы когда-нибудь пили кровь? — спросил я. — Когда снимались?

Мой вопрос удивил его, но он ответил, улыбаясь:

— Нет, конечно же, нет. Кажется, они используют кетчуп или какой-то пищевой краситель.

— Вы когда-нибудь что-то играли, кроме ролей вампиров в кино?

Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

— Изредка я исполнял и другие роли с мрачной окраской. Как-то сыграл роль профессора или доктора, или еще кого-то в этом роде. Доктора Грея Вейтема. Если мне память не изменяет, я был обезглавлен разъяренной толпой. — Он смущенно помедлил. — Или меня съел огромный краб? Но, так или иначе, меня настиг самый прискорбный конец, который я, без всякого сомнения, заслужил. — Он скрестил ноги, и теперь его чудовищный ботинок покачивался совсем рядом с моими спортивными туфлями, которые по сравнению с ним казались совсем крохотными. — Думаю, я был бы рад, если бы роли у меня были побольше. Последний фильм, о вампирах, тот, что так и не вышел на экраны, совсем другой. У него отличная литературная основа. У меня там есть несколько очень глубоких замечаний. В конце я произношу великолепный монолог, на самом деле замечательный, монолог о любви и о людях, о родственных связях и о развитии человека. Фрэнку, конечно, эта сцена не понравилась, он-то хотел, чтобы меня сожгли заживо, но я по-настоящему плакал, когда читал все это вслух в первый раз, правда, плакал. Очень обидно, что никто этот фильм не увидит.

— Быть актером трудно?

Силвэниес прикрыл глаза и кивнул головой. Мой вопрос предполагал пространный ответ, и он боролся с искушением.

— Да. Эта профессия требует огромного напряжения всех сил.

— Вы всегда хотели стать актером?

— Ну, было время (очень непродолжительное), когда я хотел стать хирургом. Медицина меня очень привлекала. Но… — Он глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух, было видно, как опадает его грудь. — Я был рожден для сцены. Думаю, что у каждого от рождения есть свое предназначение. — Он опять помолчал и посмотрел поверх моего плеча в окно. — О, у меня был талант, и мечтал я о многом. — Он еще раз глубоко вздохнул, потом молча уставился в окно над раковиной. Я покончил со своими хлопьями и поднял глаза как раз в тот момент, когда он стирал слезу со щеки.

— Прости, — сказал он. Было видно, что ему неловко. Он встал. — История моей карьеры небезынтересна. Это источник воспоминаний и несбывшихся надежд. Боюсь, за последние несколько недель у меня появилась излишняя склонность к размышлениям. Тот ад, через который я прошел, мой побег, послужили мне напоминанием о том, насколько низко я пал, насколько далеко отошел от своей мечты. Жизнь с вами напоминает мне о том, что я должен был приобрести за свою жизнь. Дом. Семью. Соседние улочки, по которым можно было бы прогуливаться. В моем возрасте у человека должно быть ощущение прочности, постоянства. — Тут он остановился. — В моем возрасте особенно. — По его лицу скатилась еще одна слеза. Он уже не был похож на змея. Он был просто худой и старый.