Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Со мной все хорошо, — сказал я и пошел в гостиную.

— Бенджамин, почему бы вам с Тедди не подняться к тебе и не посмотреть немного телевизор? — спросила она.

Идя за Бенджамином к нему наверх и проходя мимо фотографий улыбающейся миссис Уилкотт, я услышал, как он сказал: «Вот дерьмо».

— Лучше бы твоему отцу не трахать мою мать, — сказал он, включив маленький цветной телевизор и улегшись на кровать. — Если он это сделает, я тебе задницу надеру.

— Не сделает, — уверил его я.

Бенджамин встал с кровати и подошел ко мне. Лицо его все еще было красным от пощечин. Он сильно ткнул пальцем мне в грудь, надавив так, как будто это был ствол пистолета.

— Лучше ему этого не делать.

— Хорошо, — сказал я, — хорошо! — И сделал вид, что смотрю футбольный матч, который показывали по телевизору, пока не настало время идти домой.

Неделей позже папа появился в программе миссис Уилкотт. Я смотрел ее вместе с «собачкой» Томми и дядей Фрэнком в гостиной. Тетя Бесс, только что вернувшаяся из Милуоки, смотрела ее на кухне по крохотному черно-белому телевизору с изогнутой антенной, который она привезла с собой.

— Ему надо в программу к Опре, — крикнула она нам, перекрывая шум текущей воды и звяканье кастрюль и сковород. — Зачем ему это задрипанное шоу? Я никогда о нем не слышала. Боже мой, только посмотрите, какая на ней короткая юбка! Из-за нее Тео нервничает. Все лицо покраснело. У него на этом шоу может случиться сердечный приступ или кишечный спазм.

Папа вел себя исключительно неловко, постоянно кланяясь и прочищая горло перед тем, как ответить на вопрос. К моему глубокому разочарованию, он не говорил о лотерее. Вместо этого он рассуждал об обуви на Гражданской войне и даже показал пару настоящих ботинок конфедерата, которые прислал ему какой-то профессор из Северной Каролины. Когда миссис Уилкотт неожиданно стала примерять один из них, камера долгое время была нацелена на ее ноги.

— Господи, — сказал дядя Фрэнк. — Не сомневаюсь, что ей бы больше хотелось примерить какой-нибудь лифчик времен Гражданской войны.

К моему удивлению, дядя Фрэнк просмотрел все шоу, задавая вопросы о том, как часто оно выходит и по какому каналу идет.

— Знаешь, — заметил он задумчиво, — в нем можно было бы попробовать провести пробный выпуск нашего «Откровенно говоря». С целью изучения рынка. Ты говорил о нем с папой? О том, что надо купить эфирное время?

— Нет. — Я понятия не имел, что такое эфирное время.

— Да, значит, мне сейчас надо поднять этот вопрос. Хуже, чем это, быть просто не может. — Еще через несколько минут папиного разглагольствования о крое стасорокалетней давности, дядя Фрэнк не выдержал размеренной скуки этой передачи и заснул с открытым ртом.

Я опасался, что и мои одноклассники, которым я рассказал о том, что папу будут показывать по телевизору, закончат тем же. Я намекнул, что он будет говорить о наших планах строительства нового кафетерия и бассейна для школы Св. Пия, но они не особенно этому поверили.

Чтобы не отвечать на их вопросы, на следующий день я не пошел в школу, притворившись, что у меня болит горло. В течение дня тетя Бесс несколько раз подходила ко мне, лежащему в постели, и прикладывала руку ко лбу, чтобы проверить температуру. «Холодный», — каждый раз говорила она. Тетя Бесс была явно разочарована. Болезни и возможность поухаживать за больными за многие годы стало ее коньком, и было ясно, что она наслаждалась самим ритуалом ухода. Ей доставляло удовольствие класть на лоб больному холодную мокрую ткань, растирать ему грудь, жирно измазав его мазью, и растворять в ложке детский аспирин для меня или для Томми. Когда она переехала к нам, первым она распаковала пластмассовый распылитель для лекарств, который с видимым удовольствием долго скребла под горячей водой с содой, подготавливая для пользования. За ним последовала обширная коллекция лекарств от кашля, которые она называла кашлеподавителями, в которую входило и бесчисленное множество старых, липких, наполовину пустых пузырьков.

После обеда (куриный бульон и поджаренный хлеб) тетя Бесс измерила мне температуру.

— Нормальная! — констатировала она с отвращением. — Горло все еще болит?

— Да, — ответил я. И чтобы доказать это, разок кашлянул.

— Надо что-то делать с твоим кашлем, — сказала она и пошла в ванную комнату.

Минуту спустя, когда тетя Бесс давала мне кашлеподавитель с вишневым вкусом, в комнату вошел папа.

— Как ты себя чувствуешь, Тедди?