Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Может, и нужны. Им всегда нужны хорошие водители.

— Я могу водить грузовик, — обрадовался Бобби Ли. — Слушай, я умею водить. Платят они хорошо?

— Да, сэр, — подтвердил мужчина, проглатывая кусок. — Платят они хорошо.

— У меня брат работает на «Биме».

— Большая компания, я слышал.

Бобби Ли отпил пива из своей бутылки.

— Но с другой стороны, вести грузовик целый день, не знаю. Надоедает, наверное? Скучно. Все время одно и то же. Одни и те же дороги.

— Я люблю, когда все знакомо. Можно думать, — сказал мужчина.

— Думать о чем, боже ты мой?

— Иногда именно о Боге мне и нравится думать.

— Так ты и вправду веришь в Бога? — спросил Бобби Ли. — Я не верю. Ты верь, если хочешь, а я не верю в то, что не могу увидеть.

— С чего ты взял, что Бога нельзя увидеть? Он же во всем, что ты видишь вокруг.

— Да? Ну, тогда мне нужны очки.

— Надо смотреть внимательнее, и увидишь Его.

— Ага. Он явится посмотреть на меня, если захочет. Что же, найти меня несложно. А почему ты так уверен, что Он существует?

— Да просто знаю, и все. Он спас меня однажды.

— Спас тебя. Ты что, на войне был?

— Нет. Но однажды чуть не задохнулся насмерть. От куриной кости, когда мы собрались на барбекю.

— И что же Бог сделал? Стукнул тебя по спине?

— Нет. Но я уже умирал, и тут я почувствовал Его присутствие, и кость сразу же развернулась у меня в пищеводе.

Бобби Ли ничего не ответил. Только едва слышно повторил слово «пищевод» и выпустил дым из носа, как разъяренный бык.

— Да ну, я курицу вообще не люблю, — сказал он.

Скоро мужчина закончил есть и встал, обтирая руки о зад спецовки. Проходя мимо, он подмигнул мне и сказал «спокойной ночи».

— Пока. Увидимся на небесах, приятель, — ответил Бобби Ли. — Береги пищевод. — Потом замолчал и закурил еще одну сигарету.

— Веришь в Бога? — спросил он меня.

— Да.

— Да. Мать твоя верила. Понятно, что и ты веришь. Часто молишься?

— Иногда.

— Я не верю, что Он есть. Если есть, то почему случается столько всего плохого? Почему так случилось, что твоей матери оторвало голову? Только подумай, что она там, в небе, парит над нами без головы? Чушь собачья!

— Не знаю, почему, — ответил я. У меня опять появилась слабость, я почувствовал, как в животе подпрыгнул и стал расти шипастый клубок.

— Думаешь, молитва помогла вам выиграть в лотерею?

— Нет.

— Черт, если бы молитвы работали, я бы стал молиться, только и делал бы, что молился. Но молиться ветру в поле не собираюсь. Чертов гребаный Бог.

Бобби Ли пугал меня все больше и больше. Сейчас он вел себя по-другому, гораздо резче, глаза у него потемнели и стали как две бегающие бритвы. Я уже думал попросить помощи у какого-нибудь пропыленного посетителя у стойки, но прежде чем сдвинулся с места, он схватил меня за руку и сказал, что надо идти, прямо сейчас.

Ехали мы долго. Бобби Ли пел под хрипящее радио, пел печальным голосом, звучавшим, как ночной дождь.

— Спорим, ты не знал, что папка у тебя певец, — сказал он. — Твоя мать и я, мы много пели вместе. Помню, у нее был красивый голос. — После этого он надолго замолчал.

Солнце покидало небо, опустилось уже низко и залило лобовое стекло мягким оранжевым светом, напомнившим мне о лете. Я смотрел, как кентуккский свет постепенно меркнет, становится все более и более серым, и пожалел, что не могу уйти вместе с ним, скрыться где-нибудь в потаенном, безопасном месте. Потом закрыл глаза и стал молиться, хотя уже не был уверен, что Бог слышит меня.

— Пить хочешь? Могу взять тебе банку. Или две, — сказал Бобби Ли, въезжая на автостоянку при «Тайронс Лодж». Было уже темно, и, съехав с шоссе, мы довольно долго ехали по однополосной дороге. Стоянка была засыпана гравием, и когда Бобби Ли вылез из машины, я услышал, как при ходьбе его грязные ботинки хрустят по камешкам.

— Пошли, парень, — сказал он, открывая дверь. — Возьмем тебе кока-колу или еще что-нибудь. Знаю, что уже поздно, но когда я говорю «иди», значит, иди.

Я пошел за Бобби Ли к «Тайронс Лодж», низкому зданию, покосившемуся на сторону. На стоянке было еще две машины. Я слышал отдаленную музыку, становившуюся все громче по мере того, как мы приближались к зданию. Когда мы подошли, Бобби Ли помедлил у входа, положив руку на ручку двери.

— Если спросит кто, говори, что ты мой племянник из Лексингтона, — сказал он. — Даже не упоминай о Чикаго или о чем-то таком. Хотя кто здесь о чем спросит.

Внутри было темно и жарко, и я вспомнил о физкультурном зале в школе Св. Пия. С потолка свисало несколько тусклых ламп в зеленых абажурах. В дальнем углу несколько мужчин играли в бильярд, с губ у них свисали сигареты. На стенах были зеркала с рекламой пива. А позади стойки была картинка с женщиной в купальном костюме, лежащей на пляже.