Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Номер семнадцать, — сообщил Бобби Ли, открывая дверь машины. Ключ он держал так, как будто это был выигранный им приз. — Пошли.

Когда мы вошли в комнату, я пошел в туалет и сел на унитаз, боясь, что меня может вырвать. По другую сторону двери слышал, как ходит Бобби Ли, как он включает и выключает телевизор, как кашляет.

— Ты как там? — спросил он.

— Хорошо.

— Пойду в магазин через дорогу и куплю еды. Я сейчас вернусь.

Когда я услышал, что дверь закрылась, быстро вышел из туалета и схватил телефон, но он не гудел, в нем была мертвая пустота. Я положил его обратно и сел на кровать. Комната была маленькой и грязноватой. По стене ветвились трещины, ковер был весь в пятнах и тонкий. Я подумал о побеге, но у меня не было ни малейшего представления о том, где я и куда мне бежать. Подозревал, что мы в Теннеси, в штате Бобби Ли, но и в этом не был уверен.

Я страшно устал и, несмотря ни на что, уже хотел лечь в постель, когда в комнату ворвался Бобби Ли.

— Пошли! — Это было все, что он сказал.

Когда мы вышли на улицу, я увидел, что к той стороне шоссе, к круглосуточному магазину, подъехала полицейская машина. Я уже хотел позвать на помощь, но Бобби Ли схватил меня за руку и, не церемонясь, потащил к машине.

Мы опять долго куда-то ехали. Я сидел на заднем сиденье, глаза у меня были крепко закрыты. Я смирился с тем, что мы так и будем все время ехать, что обогнем земной шар, станем постоянно движущейся точкой на его поверхности. Потом почувствовал, что теряю вес, исчезаю и лечу куда-то. Чувствовал, что машина взлетает в небо, видел перед собой родных, маму, дом, где все аккуратно и надежно. Потом увидел, как столкнулись две кометы, как вырвалось и затанцевало пламя, почувствовал, что все вокруг движется и меняется. Я открыл глаза и увидел обожженные холмы и безлистые деревья, горящие кресты, расхаживающих вампиров, марширующих муравьев, мертвых солдат восставших южан, их широко открытые остекленевшие глаза. На вершине холма я увидел одинокого солдата, сидящего верхом на лошади с простертыми вверх руками и лицом, обращенным к небу. Я парил над ним, видел мертвые глаза Стоунволла Джексона, видел, как его губы двигаются в безмолвной молитве. Потом мне стало жарко, и я увидел языки пламени, всюду вокруг меня.

Откуда-то издалека услышал голос Бобби Ли:

— Мы подъезжаем. Еще несколько миль.

Я молчал. Мне было тепло, я парил так высоко, что уже было все равно, куда мы едем. Я закрыл глаза и исчез в пламени.

Мы были уже не в машине, это я понял.

— Тебе надо показать мальчика врачу, — проговорил Карл-Медведь.

— Не могу этого сделать.

— Он весь горит. Черт, на этот раз ты влип так влип. Как будто нарочно постарался.

Открыв глаза, увидел, что лежу на диване в небольшой комнате, на стене медвежья голова. Я, не отрываясь, посмотрел на медведя и подумал о том, кто его убил, сколько времени он уже мертв, а потом снова закрыл глаза и задрожал. Какое-то время я дрожал, потом почувствовал, что кто-то укрывает меня одеялом, и увидел над собой толстое бородатое лицо с озабоченными глазами.

— Слушай, Карл, у тебя есть аспирин?

— Черт, нет. Нет у меня аспирина. У меня что, по-твоему, здесь аптека?

— Черт, у всех есть аспирин, — сказал Бобби Ли.

— Да заткнись ты. — Последовал глубокий вздох. — Пойду куплю. Если к тому времени, когда вернусь, ты исчезнешь, возражать не буду, братишка.

— Мы оба будем здесь.

— Я так и думал.

Сама медвежья морда была в тени. Но вокруг ее носа в лучах света танцевали пылинки, влетая в открытую пасть и вылетая оттуда. Я подумал, где же остальная часть убитого медведя, что сделали с его лапами и хвостом.

— Это не аспирин, — услышал голос Бобби Ли, — это тайленол. Ребенку это нельзя. У него желудок еще не зрелый. Почему аспирин не взял?

— Схватил первое, что попалось под руку. В следующий раз позвоню им заранее и спрошу, что они посоветуют для мальчишки, которого похитили и сильно простудили.

— Его никто не похищал, — возразил Бобби Ли. — Он мой сын.

— Твой сын, черт тебя дери! — сказал Карл-Медведь. — Ты никогда не был отцом этому мальчику.

Я закрыл глаза и дал сну затянуть меня в себя.

— Хорошо, — сказал я, хотя это было неправдой.

Карл-Медведь спросил меня, как я себя чувствую. Он сидел рядом со мной, пытаясь накормить меня куриной лапшой. Я с трудом проглатывал скользкие лапшичины — горло горело огнем.

— Знай, парень: я не имею никакого отношения к тому, что ты сейчас здесь. Я только хочу помочь тебе поправиться, и тогда ты уедешь. Чем скорее, тем лучше. Я отвезу тебя домой. Твои, наверное, уже с ума сходят.