Миклош Залка - Осада

Сомневаясь в терпении командира своего корпуса, майор Эгон Ньяри ошибся, так как генерал-лейтенант Лайош Диттрои-Кунц действительно оказался человеком довольно-таки терпеливым. Сидя в канализационном колодце, генерал провел там небольшую разведку и, обнаружив неподалеку от люка трубу — ответвление диаметром немного более метра, — устроился именно там и сразу же успокоился. Правда, здесь сильно воняло, но зато его тут никто не видел, и потому генерал чувствовал себя в полной безопасности, будто в хорошем бомбоубежище. Даже звуки разрывов и стрельбы доносились сюда намного глуше, чем в подвале, да и земля, казалось, дрожала значительно меньше. Вскоре генерал настолько осмелел, что даже закурил, наблюдая за тем, как дымок от сигареты тянется кверху, к люку. В душе он был благодарен судьбе за то, что она послала ему сына старого Ньяри. «Какой вселенский хаос… — Генерал усмехнулся и покачал головой. — Трусливые свиньи… — подумал он о своих офицерах. — Они даже не проверили, действительно ли погиб майор Эгон Ньяри, а взяли да и доложили мне об этом еще ночью… А этот молодец оказался не таким уж глупым…» Генерал хорошо знал отца Эгона и теперь, вспоминая о нем, думал, что при встрече со стариком им будет что вспомнить. Сейчас генерал-лейтенант был вынужден признаться самому себе в том, что у генерала Густава Ньяри оказался более тонкий нюх на события ближайшего будущего. Старик успел продемонстрировать в определенных кругах, что он отошел в сторону от того, что сейчас творится в стране. К счастью, генерал Густав Ньяри оказался рыцарем: не оказывал каких-либо услуг русским. В этом комкорпуса был твердо уверен. «Во всяком случае, я дам Густаву возможность играть роль рыцаря без страха и упрека до конца, а если он вдруг по какой-либо причине не пожелает этого, тогда старика можно быстро загнать в угол, хотя бы тем, что его сын награжден германским Железным крестом. Ну, до этого, видимо, дело не дойдет…» Че́рты лица у генерала несколько смягчились. Он остался доволен своей идеей наградить майора Эгона Ньяри Железным крестом. Тогда его забавляло, что этот «глупый кутенок», как генерал про себя называл Эгона Ньяри, видимо, полагает, что его наградили Железным крестом за боевые подвиги. Получив орден, майор организовал роскошный банкет, на котором, разумеется, присутствовал и он, генерал-лейтенант Лайош Диттрои-Кунц. Более того, генерал даже сильно захмелел от выпитого и, как всегда в подобных случаях, потерял дар речи, а про себя сформулировал причину награждения майора Ньяри следующим образом: «Награжден за активную и плодотворную деятельность в деле политической компрометации своего отца». Такая формулировка очень понравились генералу. Он от души сожалел, что не мог высказать ее вслух.

Спустя какое-то время шум боя заметно поутих, зато во дворе послышались чьи-то шаги и чужая речь.

Прошло несколько минут, и все стихло. Лайош Диттрои-Кунц, сидя в своем убежище, невольно задумался над тем, как несправедливо поступила с ним судьба, заставив сидеть в канализационном колодце его, человека, который порой осмеливался в высоких кругах высказывать самостоятельные мысли, противопоставляя свою, венгерскую, как он полагал, точку зрения настойчивой и агрессивной концепции германского военного командования. Он был чуть ли не единственным человеком в армии, который открыто заявлял на общих военных совещаниях немецким генералам о том, что несправедливо постоянно посылать в первую линию обороны плохо вооруженные и кое-как обученные венгерские части, в то время как первоклассные немецкие части бездельничают во второй линии. Говорил он и о том, что такими действиями немцы ставят под угрозу успех всей Будапештской операции, так как более слабые венгерские войска сразу же будут перемолоты русскими. Ведь это именно ему в конце концов удалось-таки принудить немецкое военное командование изменить свою первоначальную точку зрения и ввести на отдельные участки обороны свои отборные части.

«Да и в вопросе с мостами через Дунай не кто иной, как я, заявлял…» — продолжал вспоминать генерал свои «боевые заслуги». Его точка зрения, собственно говоря, заключалась в том, что мосты в Будапеште необходимо взорвать лишь тогда, когда руские подразделения окажутся на середине того или иного моста, так как мосты обеспечивают возможность маневрирования живой силой и техникой в обеих частях столицы. И с ним посчитались: было решено подрывать мосты не в строго определенное время, как это планировалось ранее, а, так сказать, «по мере необходимости», но впоследствии сами же немцы наплевали на собственное решение. «Я им резал в глаза правду-матку, а теперь сам же нюхаю здесь дерьмо…» Генерал сморщил нос. Он все еще надеялся, что майор Эгон Ньяри вот-вот придет за ним.