Людмила Уварова - Теперь или никогда!

Мастер сочувственно кивнул.

Воронько осушил весь стакан и вроде бы слегка пришел в себя.

Поистине человек никогда не знает, что ждет его в следующую минуту, да чего там минуту — секунду, полсекунды!

Ему вспомнился господин Гомберг, еще третьего дня сказавший ему своим скрипучим голосом:

«Я люблю точность во всем. Чтобы сапоги были готовы ровно в девять часов ноль-ноль минут. Понятно?»

И он, Воронько, поспешил согласиться с господином Гомбергом:

«Да, конечно, господин Гомберг, в девять часов ноль-ноль минут вы сможете обуть новые сапоги…»

Воронько недовольно окинул сапоги грустным взором.

Еще некоторое время тому назад они так радовали его, а теперь…

Слов нет, жаль господина Гомберга, безусловно жаль, но, в конце-то концов, почему он, хозяин мастерской, должен страдать больше других?

Ведь теперь, когда погиб господин Гомберг, пропали и затраты на сапоги, заказанные им. А ведь достать такую кожу было нелегко…

Казалось, молодой мастер разгадал мысли своего хозяина.

— Да вы не печальтесь, — спокойно сказал он. — Господина заказчика мы, ясное дело, не вернем. А расходы уж как-нибудь возместить надо бы…

— Что же ты предлагаешь? — грустно спросил Воронько.

— Я их переделаю: перетяну, посажу на новые колодки, и все, дело с концом. Да купит их кто-нибудь из ихних же офицеров, не беспокойтесь! Такие сапоги не пропадут.

И мастер снова мерно застучал молотком, прибивая гвозди к подметке.

— Ну, Василий… — сказал Воронько.

У него не хватило сил высказать все то, что в этот миг он ощутил к своему мастеру.

Вот уж, действительно, ничего не скажешь, с мастером ему повезло. Безусловно повезло!

…Каждое утро, ровно в семь часов утра, господин Гомберг выходил из дома и садился в машину, чтобы ехать в свое учреждение, завоевавшее столь недобрую славу среди жителей города.

Господин Гомберг отличался необычайной, скрупулезной педантичностью.

Еще тогда, когда он был совершенно зеленым юнцом, он раз и навсегда выработал для себя правила жизненного поведения, которых старался неуклонно придерживаться, что бы ни случилось.

Вставал он всегда в одно и то же время, завтракал в точно установленные им часы, отдавал работе столько времени, сколько требовалось для того, чтобы не прослыть лентяем и не заслужить недовольства начальства.

Главное и незыблемое — всегда, постоянно, неуклонно думать о здоровье, о том, чтобы как-нибудь и чем-нибудь не повредить своему здоровью, необходимому фатерланду и фюреру. Все остальное приложится. Так учил его отец.

Война в известной степени нарушила правила, выработанные господином Гомбергом. Ничего не поделаешь, недаром французы говорят: на войне как на войне! Хотя они и неполноценная нация, но отдельные представители ее умели порой найти подходящие выражения.

Да, именно так: на войне как на войне!

Он дослужился до высоких чинов, начальство благоволило к нему, жители оккупированного города боялись его.

Еще никогда никому не удалось увидеть его расстроенным, несобранным, распустившимся. Никогда никому!

На родине, в далеком городе Штеттине, у господина Гомберга была семья, которой он был душевно предан: жена и двое сыновей, будущих солдат фюрера.

Каждый месяц господин Гомберг посылал своей семье богатые посылки и писал письма, проникнутые теплом, столь, казалось бы, чуждым ему.

И в это утро, последнее утро своей жизни, господин Гомберг встал, как и обычно, в половине седьмого. Побрившись и выпив чашку черного кофе (он не любил утренних завтраков, считая их вредными для здоровья), господин Гомберг по обыкновению записал в свой настольный блокнот:

«№ 1. Заехать в сапожную мастерскую за сапогами.

№ 2. Приказать отправить посылку с салом и домашней колбасой на родину.

№ 3. Договориться с начальником гестапо, провести совместный допрос двух пойманных, подозрительного вида людей, скорее всего связанных с партизанами.

№ 4. В 14.00 обед в ресторане.

№ 5. Переговорить с военным комендантом города фон Ратенау.

№ 6. Приказать прочесать лес, окружающий город…» И в скобках: «для проверки поступивших сведений о якобы появившихся там партизанах».

Господин Гомберг написал последнее слово и задумался. Что еще? Может быть, еще что-то выпало из его памяти?..

Он выглянул в окно. Машина стояла возле подъезда. Шофер, испытанный, хорошо проверенный, которого он привез с собой из Германии, терпеливо дожидался его.

Господин Гомберг взял папку, бросил последний взгляд в зеркало на свою сухощавую, но, по его мнению, исполненную неподдельного достоинства фигуру и медленно спустился по лестнице.