Людмила Уварова - В каждую субботу, вечером

Асмик переживала за нее. Ей хотелось, чтобы Туся была счастливой, и никак это не получалось, несмотря ни на что!

Она жаловалась Володе и бабушке. Володя равнодушно отвечал:

— Оставь ее в покое. Это же не твое дело!

— Мое! — горячилась Асмик. — Почему не мое? Мы же подруги…

А бабушка неожиданно разразилась по телефону длинной речью.

Бабушка считала, каждый человек заслуживает то, что имеет. Туся не имела ничего, не дорожила ничем, она была пустоцвет, и ей воздалось по заслугам. Ее никуда не тянет, ничто не влечет, она живет по инерции, не думая о том, что будет дальше.

Туся не завидовала Асмик. Отнюдь. Ей было лень кому бы то ни было завидовать. Вернее сказать, она просто старалась избегать сильных эмоций, ей не хотелось ни любить, ни ненавидеть, ни ревновать, ни завидовать.

Самое большее, на что она была способна, — дружба с Асмик. И дружба эта, как ей казалось, до конца исчерпала все ее душевные ресурсы.

Может быть, будь Асмик менее горячей, менее открытой или относись она к Тусе равнодушно, Туся первая отвернулась бы от нее. Отошла и забыла бы, как спокойно, невозмутимо забывала о многих.

Но с Асмик это никак не могло произойти. Одной лишь Асмик было под силу проникнуть в тот вакуум одиночества, который Туся сама, по своей воле, создала для себя.

Приходя к Асмик, наблюдая за ней и Володей, Туся думала про себя: «А что, если это все игра? Что он не любит ее, и тяготится, и не знает, как от нее избавиться?»

А порой ей казалось, — нет, он не играет, просто он добрый по природе, именно из-за своей доброты он старается быть с Асмик лучше, терпимей, нежнее, чтобы она не поняла, что он не любит ее.

Но позднее Туся осознала: это все не так. Он и в самом деле любит Асмик. Любит и дорожит ею, и кто знает, может быть, для него она единственная, самая красивая?

Однажды она пришла к Асмик и не застала ее. Дома был один Володя.

Они сидели друг против друга, она на тахте, он за столом. Сощурив глаза, она разглядывала его хмурое лицо, большие руки, лежавшие на столе, широкие, слегка опущенные плечи.

Она безошибочно чувствовала, что не нравится ему. Он и не пытался скрывать, что равнодушен к ней, к ее женским чарам, к ее, как утверждали многие, ленивому, непринужденному обаянию.

И не то чтобы Тусю удручало его равнодушие, но, как она и сама призналась впоследствии Асмик, в ней взыграло что-то извечное, бабье.

И ей захотелось прощупать его, так ли он безразличен к ней, в самом ли деле поглощен одной лишь Асмик?

— Расскажите мне о вашей работе, — попросила она.

Он поморщился:

— Вас это что, интересует? Или нет никакой другой темы для разговора?

— Интересует.

Усмешка тронула его губы.

— Что-то не верится.

Взглянул на нее. Не первой молодости, чего там, но хороша, ничего не скажешь, и чем-то похожа на обиженную девочку, у которой отняли желанную игрушку. На мгновенье стало жаль ее.

— А вы какая-то такая…

— Какая же?

— Неприкаянная.

Туся даже вздрогнула. Точнее не скажешь. Наверно, и сам не понимает, как оно вышло, — замахнулся и, не подумав, ударил в самое больное!

Он спросил открыто, с присущей ему грубоватой простотой:

— Одиночество, видно, заедает?

Туся широко улыбнулась:

— Хотите знать правду?

— Хочу.

— Спать есть с кем, а просыпаешься всегда одна.

— Я так и думал, — сказал он.

Встал, подошел к приемнику, повернул рычажок. Загорелся прозрачный зеленый глазок. Потом зазвучал рояль.

— Рахманинов, — сказала Туся.

Они сидели, молча слушали концерт Рахманинова.

И она думала, что он нарочно включил приемник, чтобы не говорить с нею ни о чем, не говорить и не спрашивать.

В дверях раздался звонок. Володя рванулся:

— Она…

Асмик вбежала в комнату, как и всегда запыхавшись, словно ее ждало множество дел и всюду надо поспеть.

Увидела Тусю, обрадовалась:

— Вот хорошо, что пришла! Сейчас будем ужинать.

— Отдохни хоть немного, — сказал Володя. — Целый день бегаешь как сумасшедшая.

Она покорно взглянула на него.

Он ворчливо заметил:

— Чайник уже вскипел. Хочешь, я поджарю яичницу?

— Нет, не хочу. Ты все равно не сделаешь так, как надо.

Асмик метнулась на кухню.

Володя вздохнул:

— Неисправима!

Асмик снова вошла в комнату.

Он пристально смотрел на нее, хмурясь и покусывая губы.

— Почему ты такой сердитый?

Он подошел к ней, повернул за плечи и подвел к зеркалу.

— Взгляни сама и реши, на что ты похожа?

Асмик посмотрела в зеркало, но не нашла ничего такого, что могло бы резать глаз. Даже сама себе понравилась. Старания Эммы Сигизмундовны не прошли даром.