Людмила Уварова - Сын капитана Алексича

Валя была на год с небольшим старше брата. Были они непохожи друг на друга — Валя рослая, розовощекая, с карими глазами. Белки глаз были голубые, и от этого глаза казались яркими, значительными. Она никогда ничем не болела и, как все абсолютно здоровые люди, относилась к болезненному брату очень бережно, словно он был стеклянный.

Она никогда с ним не ссорилась, даже не спорила ни о чем, охотно уступая ему.

У Вали был очень хороший характер. Больше того, счастливый характер. Она всегда всем была довольна, и все любили ее.

Ее любили с первого взгляда, просто приятно было смотреть на нее — красивую, здоровую, с чудесным румянцем, с белозубой, поистине ослепительной улыбкой.

Она и сама любила все, что ее окружало, — дома, деревья, улицы, людей. Она все делала с видимым удовольствием, словно для нее невесть какая радость была мыть пол, решать уравнения с одним неизвестным или шить себе новый передник.

— Ты вся в папу, — говорил ей Толя.

И Валя с радостью соглашалась. Ей было приятно, что она похожа на папу своей ловкостью, быстротой, умением, что у нее все так же спорится в руках, как у папы.

Ее любили не только люди, но и вещи. Перья и карандаши ей всегда доставались самые лучшие, место в кино было всегда в середине, дверь лифта никогда не ударяла ее, как других, она ничего не теряла, а если роняла на пол отточенный карандаш, то графитный кончик оставался целым, даже хлеб у нее падал маслом вверх.

Веселая удача шла рядом с ней, плечом к плечу, и Валя привыкла считать, что иначе и быть не может.

Они жили на Хорошевском шоссе, в новом доме. В двух комнатах было просторно, мебели мало, только стены увешаны шкурой рыси и лосиными, затейливо изогнутыми рогами. Это были трофеи отца, страстного охотника.

Каждому, кто бы ни явился в дом, Михаил Федорыч пояснял, бегло кивая на шкуру рыси и на рога:

— Да, было дело в Беловежской пуще…

И лицо у него при этом становилось чуть скучающим, — дескать, что же в этом особенного, необыкновенного?

Толя любил отца больше всех на свете. Отец был поистине душой дома — веселый, добрый, шумливый человек, на диво умелый и спорый. Порой, когда мать болела или уставала, он готовил обед, ходил в магазин, случалось, даже мыл и заклеивал окна — и все это быстро, легко, словно бы играючи.

Он сам отправлял семью весной на дачу, сам укладывал посуду, белье, не забывая ничего — ни посудного полотенца, ни веника, ни бака для белья.

Мать говорила:

— Я за ним как за каменной стеной.

Она была какой-то безликой, неприметной. Во всяком случае, так считали многие, особенно когда сравнивали ее с Михаилом Федорычем.

Самой отличительной ее чертой была особенность говорить невпопад.

Она работала в библиотеке, и посетители за глаза не называли ее по имени-отчеству, а говорили:

— Это такая тихонькая…

Никто не помнил, как она выглядит, в какое платье одета. А она помнила каждого. У нее была отличная память.

Толя считал — их семья счастливая. И Валя так считала. В сущности, так оно и было.

Сразу же по приезде брат и сестра принялись помогать отцу распаковывать вещи, раскладывать их по местам.

— А теперь, давай-ка натрем пол, — сказала Валя.

Толя намазал пол краской, а Валя начала натирать его щеткой. Она разулась, ее смуглые маленькие ноги так и летали по комнате, она улыбалась, — она привыкла все делать с улыбкой, — а Толя шел за ней по пятам и полировал пол суконкой, чтобы он блестел сильнее.

Но Толя быстро выдохся, устал, сел на подоконник. А Валя ни капельки не устала.

Танцуя и выделывая щеткой зигзаги, словно заправский полотер, Валя добралась до кухни, и тут до Толи донесся ее голос:

— Иди сюда на минутку…

Она держала в руках картонную коробку, перевязанную шпагатом.

— Может, выбросим это, а то стоит в углу, только мешает.

— Что это? — спросил Толя и вдруг вспомнил.

Когда-то, когда они с Валей были маленькие, отец из какой-то командировки привез им цветные стекла. Это были аккуратные квадратики различных оттенков, хорошо отшлифованные, — голубые, розовые, малиновые, лиловые, золотистые, зеленые…

— Со стеклодувного завода, — пояснил тогда отец, — по специальному заказу для вас.

И с этого дня Толя забывал есть и спать. Он смотрел сквозь стекла.

Валя была непостоянной, как и подобает женщине. Сперва поиграла, посмеялась вволю, — очень смешно было смотреть на лиловые дома, на оранжевое небо или на зеленое лицо Толи с зелеными бровями и зубами, словно трава. Но вскоре она занялась другими игрушками и забросила стекла.