Людмила Уварова - Сын капитана Алексича

— Приеду домой, первым делом соберу родителей в нашем селе, проведу с ними беседу, — говорила она Соне. — Как надо предупреждать эпидемии, зачем нужно делать прививки от дизентерии и оспы… Перед посевной и перед уборочной буду проводить осмотр всех колхозников. Кто здоров — одно дело, а если кто чем болеет — кровь из носу, а добьюсь работы полегче!

Соня смеялась:

— Старательная ученица, что и говорить…

Но Антонина и внимания не обращала на ее насмешки.

У нее уже целый план был в тетради составлен: как приедет — сразу же в райисполком, что бы там ни было, а своего добьется, новое помещение для медпункта выхлопочет, а то подумать только — пятый год все никак не соберутся хороший дом построить!

Как-то Соня сказала ей:

— Завидую я тебе, честное слово!

— Чему же ты завидуешь? — спросила Антонина.

Сонины черные глаза были необычно серьезны.

— Увлекаешься, словно маленькая, и все-то тебе нравится, до всего охота…

— Как же иначе? — удивилась Антонина. — Разве тебе не хочется все как следует делать?

И вдруг Соня сказала глухо, с неприкрытой болью:

— А для чего? Для кого мне стараться?

— Как для кого? — не поняла Антонина.

Чем больше узнавала она Соню, тем сильнее дивилась ей. Странная все-таки! Неужто не нравится ей ее работа, неужто не хочется принести побольше добра и пользы людям?

Антонине вспомнились слова старого доктора, беседовавшего с ними в больнице на прошлой неделе. Как это он сказал тогда?

— Вы, сестры и фельдшерицы, вы — наши первые помощницы, наши коллеги…

Антонина даже Василию об этом написала.

Соня закинула руки за голову, сказала сквозь зубы:

— Был бы у меня муж, был бы просто хороший друг, я бы… да я бы горы своротила, чтобы гордился он мною, чтобы понимал, какая я…

Помолчала, опустив красивую голову, и спросила, глядя на Антонину в упор:

— Небось твой-то тобой гордится? Скажи, гордится?

— Не знаю, — ответила Антонина.

Она и в самом деле не знала. Гордится ли ею Василий? Может, и так. Но не в этом суть. Главное — любит, любит ее, и от этого сознания ей легче жить, и работа спорится, и, кажется, весь мир бы переделала по-своему, чтобы все люди были здоровые и счастливые, все — и молодые, и старые…

Василий писал по-прежнему, каждый день. Подробно описывал все, что творится в селе, и она знала из его писем, что многие недовольны Вассой Павловной, то и дело вспоминают о ней, Антонине, о том, какая она внимательная, безотказная, а эта — отщелкает свои часы, а после — хоть трава не расти!

«Ждут тебя все, дни считают, — писал Василий. — А больше всех все-таки жду я…»

Одно удивляло Антонину — Василий ни слова не писал о Юльке. Обо всех вспомнит — о стороже Дмитрии Дмитриче, о новом киномеханике, который жалуется на головные боли, но показаться желает одной лишь Антонине, поскольку много наслышан о ней, о школьниках, что по совету Антонины собираются с весны начать поход против непарного шелкопряда, и о новых Халатах для доярок, которые еще до отъезда выхлопотала Антонина, — обо всех и обо всем пишет Василий, и только про Юльку, про то, как она живет, как ее здоровье, Антонина ничего не знает. Василий словно воды в рот набрал — ни слова о ней…

Как-то Антонина не выдержала, сама написала Юльке открытку, спрашивала, как здоровье, пьет ли парное молоко, просвечивала ли легкие?

Юлька ответила быстро — чувствует себя хорошо, чего и ей желает, молоко иногда пьет, когда не забывает, в остальном все по-старому. Отец, если не пьяный, хорош, а мачеха какой была, такой и осталась, грызет Юльку без устали, пилит и точит ее день и ночь…

Антонина прочитала Юлькино письмо, задумалась. Что за баба эта самая мачеха! Кончится тем, что девчонка сбежит из родного дома, а ведь здоровьем Юлька похвалиться не может! Мало ли что может с нею случиться?

Мысль, простая и ясная, мелькнула в ее сознании. Мелькнула и не исчезла. Что, если взять Юльку к себе? Пусть живет у них, никому не помешает…

Чем больше думала Антонина, тем сильнее укреплялась в своем решении. Дом у них просторный, хозяев всего двое — она и Василий. Он человек покладистый, наверняка согласится, примет Юльку как родную, им с ней веселее, и ей, Юльке, будет лучше, а уж она, Антонина, все сделает, поправит девчонку, глаз с нее спускать не будет, а добьется своего — поздоровеет Юлька!

Кончился выпускной вечер. Антонина и Соня вернулись в общежитие. Соня чуть попозже Антонины.

Красивая, с разгоревшимися от танцев щеками, она смеялась, закидывая голову, блестя белыми, крупными зубами.