Роза Малхолланд - Джанетта [litres с оптимизированной обложкой]

– Не очень-то ты была любезна с дядей Рупертом, моя милая девочка, – сказал отец, улыбаясь, когда я отошла в сторону, предоставив другим осматривать мою работу. – Ты нисколько не польстила ему.

– Я вовсе не хотела льстить. Я могу изображать только то, что вижу и угадываю.

– О! Это очень опасный талант, – заметил он шутливо. – Пожалуй, не стоит и развивать его.

– Я никогда не буду лепить злых людей, – сказала я с жаром. – Сэр Руперт – злой, я это почувствовала, и поэтому его бюст вышел таким… таким…

Но отец не дал мне договорить и ласково прикрыл мне рот рукой. Вскоре нас, детей, отослали наверх, но я чувствовала, что впала в немилость, оскорбив сэра Руперта.

– Ты настоящая колдунья, Джанетта, – сказал мне Джим, когда мы пришли в детскую. – Как это ты догадалась?

– Догадалась? О чем? – спросила я в недоумении.

– О том, что ты изобразила на бюсте. Это прекрасно! Но я должен тебе сказать, голубушка, что теперь ты приобрела врага на всю жизнь.

– Мне все равно! – воскликнула я с жаром. – Я не хочу иметь с ним никакого дела. Я изобразила только то, что увидела на его лице. И я не виновата, что так вышло.

Весь этот вечер я провела за лепкой различных фигурок для Маргарет и других детей. Маргарет была в восторге от моего искусства. Когда нам всем это занятие, наконец, надоело, Хильда сказала мне:

– Я бы хотела, чтобы ты приехала к нам, Джанетта, и поступила бы в нашу художественную школу, где учатся мои сестры. Одна из них тоже лепит, а другая рисует.

– Я никогда ничему не училась, – отвечала я, – но мне бы так хотелось поступить в школу, чтобы научиться хоть чему-нибудь!

Счастливую неделю провела я в Пич Блоссоме. Все были удивительно добры ко мне и, по-видимому, принимали во мне большое участие. Миссис Девоншир уговаривала меня остаться и не ехать с отцом и Маргарет. Ирландию она изображала мне совершенно дикой страной и предрекала, как мне трудно будет получить там образование, достойное богатой наследницы. Но я не соглашалась. Мне были неприятны ее постоянные разговоры о том, что отцу и Маргарет прекрасно живется и без меня. Между тем я стала замечать, что отец изменил отношение ко мне, – мне казалось, что он начинает любить и меня.

Мы очень подружились с Хильдой Варрингтон, и, к моей радости, отец и миссис Девоншир разрешили мне поехать в Лондон, погостить у ее матери.

Был прекрасный апрельский вечер, когда я впервые переступила порог дома Варрингтонов. Это стало знаменательным событием в моей жизни.

Дом, в котором жили Варрингтоны, выглядел старым и невзрачным. «Нам приходится жить в таком некрасивом доме, – сказала мне Хильда, взбегая по лестнице. – Но внутри мы постарались сделать его уютным».

Она привела меня в большую, очень светлую и веселую комнату; там находились три девочки. Одна из них, моя ровесница, стояла на коленях у окна и перевязывала лапу какой-то черной собачонке. Не поворачивая к нам головы, всецело поглощенная своим занятием, девочка крикнула:

– Погоди минуточку, Хильда, дай мне кончить операцию. Поговори пока с Розеттой и Дороти.

– Это Розетта, – сказала Хильда, подводя меня к другой девочке, которая сидела у фортепиано.

– Как я рада, что ты приехала! – воскликнула та, вскакивая. – Теперь я могу прервать свои упражнения, не правда ли?

– О, конечно, – сказала, смеясь, Хильда. – Из чувства милосердия к нашей гостье тебе надо прекратить игру. Ну, а теперь, Джанетта, пойдем, я тебя познакомлю с Дороти.

На низеньком диване, в отдаленном углу комнаты, сидела, нагнувшись над рабочей корзиной, третья девочка. Увидев нас, она бросила работу, которую держала в руках, и с радостным возгласом кинулась на шею Хильде. Эта девочка, с ее бледным худеньким личиком и большими задумчивыми серыми глазами, показалась мне самой интересной из всех сестер.

– Дороти – наша общая штопальница; она чинит чулки для всех нас, – сказала Мэб, окончившая перевязку собаки и присоединившаяся к нам. – Дороти считает, что у нее очень слабое здоровье, так что мне, как доктору, приходится делить свое внимание между ней, собаками и кошками, а иногда и птицами, которых поранили кошки. Я даже вылечила однажды больную лисичку.

– Перестань, проказница, – остановила ее Хильда. – Скажи-ка мне лучше, где Рут?

– Она на кухне, готовит чай для мамы.

– Ну, Джанетта, пойдем пока наверх и приведем себя в порядок после дороги.

Хильда провела меня по лестнице на самый верхний этаж, в длинную, узкую комнату, стены которой были завешаны разными рисунками, эскизами и книжными полками. У большого окна, где было много света, стоял мольберт и стул. В нишах, находившихся по бокам комнаты, помещались две небольшие кровати, покрытые белыми покрывалами, а у дверей стоял платяной шкаф, наверху которого красовался бюст Аполлона.