— Нам до сближения как до Пекина раком после хуйни, которую ты недавно нес. И вообще, не меня вдруг резко в сторону повело. Я такой же, как и всегда.
— Но перелет-то тебе понравился? А аэропорт?
— Вроде да.
— Нет, ты сказал, что на тебя это очень большое впечатление произвело. Новый мир, все такое.
— Блэр, да хорош уже резину тянуть. Давай поговори с цыпочкой, и хорош гнать всякую хрень.
Блэр уставился в лицо Зайки:
— Эка ты разбежался.
— Чего?
— Ты на солипсидрине — я твой бренди подсластил.
— Я знаю, прямо рвусь в бой.
— Слушай, не отрывайся от меня, Христа ради, — какой смысл? Зайка? Нам нужно держаться вместе, выступать единым фронтом. Нет, ты послушай, за последние пару дней мы правда стали ближе друг другу.
Зайка вздохнул:
— Это привело нас в замороженный товарный вагон, Блэр. Сначала это был оттяг, а сейчас просто отчаянная ложь. Коктейль из пустых, сентиментальных попыток. Ты говоришь, что он убирает преграды из излишних условий, а я говорю, что он убирает преграды из лишних мозгов.
— Тсс, Заяц. Не заводись, слышишь?
— Послушай: качества, которые убирает твой так называемый коктейль, нужны не просто так, Блэр. Это тихие голоса, которые удерживают нас от насилия и грабежа. Может быть, это помогает твоему дружку-янки разобраться с его проблемами, но мы цивилизованные люди, родом из древней цивилизации. Нет, ты просто, блядь, послушай.
Блэр нахмурился и несколько раз моргнул:
— Так, теперь ты рассуждаешь, как наша нянечка. То есть ты серьезно считаешь, что настолько опасная штука вот так просто содержится в аромате черешни?
Зайка устало посмотрел на брата.
— Может, ты все-таки займешься своей птичкой? Тот мужик ее заберет себе, если не поторопишься.
Блэр моргнул, глядя в темноту. Затем поднялся с пола и скользнул к стене, где сидела Людмила. Она проснулась, почуяв движение, и подняла глаза, когда он сел рядом и протянул ей руку:
— Блэр.
— Блер, — повторила она. — Америка?
— Я англичанин. И вообще, разве ты не знаешь, после того потрясного письма, которое мне послала. — Он наклонился к ее уху, вдохнул холодный воздух ее волос. — Кстати, мне очень понравилась фотография. Наверное, ты ее летом делала, потому что представить не могу, что в такую погоду можно в бикини ходить.
Она немного отодвинулась, удивившись, и минуту молча рассматривала его.
— Зачем ты в Кужниск? — спросила она по-английски.
— Чтобы тебя найти.
— Меня? Людмилу?
Блэр моргнул. Должно быть, это такая игра. Она решила идти по проторенной дороге, играя в невинные игры.
— Да, тебя, Людмилу. Я буду звать тебя Милли.
Она протянула руку к лацкану его пиджака и подергала:
— Ты пришел помощь? От Господа?
Он минутку подумал. Внезапно до него дошло, почему она так странно и уважительно на них с братом смотрела.
— Нет, господи, нет, конечно. Я не от Бога, это просто черный костюм.
Людмила смотрела, как он разглядывает ее. Он почувствовал, что контакт установился, и расцвел в улыбке. Она пожала плечами и опустила глаза.
Блэр положил ладонь на ее плечо.
— Послушай, я просто хочу узнать тебя поближе. У нас вся жизнь впереди. — Он помолчал, пока она не переварила услышанное. — Мы можем говорить медленно и просто постепенно друг друга узнавать. Я не буду торопиться. Ты понимаешь?
Она кивнула, не поднимая головы.
— Ты очень красивая.
— Пасиба.
— Не возражаешь, если я посижу с тобой? — наклонил голову Блэр, как будто разговаривая с кутенком.
Людмила бросила на него взгляд и поплотнее прижалась к мешкам, подтянув колени к груди. Потом положила голову на колени и закрыла глаза.
У Блэра сердце забилось чаще. Он перевел взгляд с пряди черных волос на ее левой щеке — мягкой, более полной под таким углом и розовой от холода — до идеальных губок естественного цвета. Она дышала, но лицо не двигалось. Инстинкты Блэра призывали обнять ее. Он сел к стене, дрожа внутри, член торчал, как паровоз. Он беспокоился, почему она не продолжила разговор с ним. Разве ей не интересно? Разве ей нечего спросить об Англии? О времени, которое они проведут вместе? Ее вопросы помогли бы лучше ее понять. Эта молодая женщина определенно закалена жизнью, этакая тихая героиня.
Затем внезапно появилась мысль: это он должен проявлять инициативу. Он ведь мужчина, и это он должен что-то делать, особенно в такой патриархальной стране. Это же очевидно. Он задышал быстрее, почувствовав укол паники. Здесь мужчин оценивают по скорости и силе инициативы. Может быть, его уже оценили. Она уснула, значит, ей скучно, а это убийственно для романтики. Меньше чем за десять минут он просрал всю игру.
Читать дальше