Валерий Алексеев - Игры на асфальте

Такого оборота я больше всего боялся.

— Я не знаю, — проговорил я, — мне просто бабушка сказала позвонить.

— Как зовут эту девушку? — спросила Людмила Сергеевна.

Это была передышка: я мог назвать ее как угодно.

— Говорит, Алена, — ответил я.

— Алена, — задумчиво повторила Людмила Сергеевна. — Ну, и что же хочет эта Алена?

— Говорит, что ее пригласили отдыхать, — беззастенчиво соврал я.

— Ну, и пусть себе возвращается в Сыктывкар, — сказала Людмила Сергеевна. — Скажи ей, что произошла ошибка, дача пустует, и никто ее не приглашал.

— А она плачет, — проговорил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал упавшим. — Так что бабушке передать?

Наступило молчание.

— Надо же, из Сыктывкара, — сказала Людмила Сергеевна. — Вот мазурик.

Тут бы мне и спросить: «Кто?», но у меня хватило ума воздержаться.

— Передай ей, Женечка… — раздумчиво заговорила Людмила Сергеевна.

— Кому? Бабушке или Алене? — уточнил я.

— Ты понимаешь, какое дело, — сказала Людмила Сергеевна, и я затрепетал на другом конце системы «крючок-леска-удилище», как заправский рыбак. — Снимал у меня дачу один… Да ты его, наверно, видел.

Последнее утверждение прозвучало вопросительно, и я голосом простофили сказал:

— Ага. Дядя Игорь его зовут.

— Это приятель сына от первого брака Ивана Ефимовича, — сухо сказала Людмила Сергеевна, и трудно было не заметить, что от этого сына Людмиле Сергеевне, скорее всего, доставалось.

Я молчал, как терпеливый пацан, который только и ждет, чтобы выполнить поручение и, насвистывая, удалиться.

Снова молчание.

— Надо же, из Сыктывкара, — повторила Людмила Сергеевна. — Жалко девчонку, и спросить не у кого. Сын за границу уехал.

— Так что передать? — занудливо спросил я.

На этот раз Людмила Сергеевна раздосадовалась.

— Подожди, не мешай, я думаю, как помочь человеку.

Тут в ее голосе зазвучало сомнение.

— А почему Александра Матвеевна мне сама не позвонила? — спросила она.

— А у нас телефон сломался, — выпалил я давно заготовленную реплику.

— Откуда же ты звонишь?

— С вокзала.

— Понятно.

Людмила Сергеевна снова задумалась. У нее были варианты: например, спросить, не еду ли я домой, на московскую квартиру, и пообещать позвонить туда. Но сама картина «девушка из Сыктывкара, сидящая на дачном крыльце с чемоданом в руках», видимо, ее завораживала.

— Как же до него добраться, до этого негодника? — проговорила она, и это был явно риторический вопрос.

— Ну, я так и скажу, что вы не знаете, — коварно предложил я.

Эта идея Людмиле Сергеевне не понравилась.

— Как это не знаю! — возмутилась она. — Что такое ты говоришь — «не знаю»? Конечно, знаю, только вспомнить не могу… А, постой, вспомнила. Боря телевизор ему возил… Только куда?

«Боря» — это сын Ивана Ефимовича, отметил я.

— Только куда? — повторила Людмила Сергеевна. — Бедная девочка… из Сыктывкара. Плачет, говоришь?

— Плачет, — подтвердил я. — Алена ее зовут.

— Ну, так вот, слушай, — понизив голос, как будто о чем-то догадываясь, сказала Людмила Сергеевна. — Он работает в телеателье на этой, как ее… на Третьей Домостроительной, знаешь?

Еще бы мне не знать: Домостроительные улицы сейчас прокладывались на месте нашей заставы. Юго-Запад, московский Хоршем. Я весь затрясся от возбуждения.

— Если захочет, найдет, — прибавила Людмила Сергеевна, имея в виду Алену. — Сегодня-то вряд ли… Пусть переночует у меня на даче, ключ ты знаешь где?

— Знаю, дядя Игорь показывал, — ответил я, не подумав, потому что рисковал нарваться на вопрос: «Ну, и где?» Но Людмила Сергеевна этого вопроса не задала, потому что тут же пожалела о своем предложении.

— Впрочем, пусть лучше сразу едет, — поспешно сказала она. — Полдня впереди. Они, по-моему, в семь закрываются.

— Я передам, — ответил я.

— Ну, вот и хорошо. Бабушке привет от меня, Ритульке — тоже.

И она повесила трубку, прежде чем я успел подумать, что у Маргариты подруги явно не по возрасту.

Я вышел из кабины, Марья Викентиевна смотрела на меня осуждающе.

— Девочкам звонить можно с улицы, — сказала она.

И тут же, вздрогнув и странно моргнув своими голубыми глазами, заговорила басом:

— А вы мне не мать, вы меня не родили, и уважать вас я не обязана.

Вот так и вышло, что в итоге всех этих игр я оказался на окраине Москвы совершенно один — едущим на встречу с опасным, скверным человеком. Впрочем, самой опасности своего предприятия я не сознавал, меня трясло лишь от рыбацкого возбуждения — с такою дрожью смотришь на пляшущий в воде поплавок.