Пак Мингю - Коврижка

Голос…

Ки Ха, просящий о помощи, звучит в моей памяти снова и снова: «Сок Хён, мне действительно неудобно просить тебя…» Эти слова — такое чувство — тяжелым туманом окутывают всю комнату. Я поднялся и открыл окно. «Ой, холодно». — Словно студентка, закуталась в плед растолстевшая женщина, которая уже семнадцать лет как не студентка. В темноте огни города-спутника колыхались как люминесцентное знамя. Рыча мотором, спорткар без глушителя салатовым текстовыделителем — в последнем столичном абзаце это важно — стремительно прорезает горизонт.

К слову, вот он…

Фон моего сельского приключения. Если бы из всего перечисленного выше выпала хоть одна деталь, я бы вежливо отказал Ки Ха на его просьбу приехать. То есть если бы я не любил ту студентку; если бы жена предложила платить в кассу группы поддержки Ки Ха; если бы в тот момент мимо пронесся не спортивный автомобиль, а мусоровоз. «Если он связался со мной, разве это не означает, что от него все отвернулись?» — убеждал я жену, натягивая шапку. Дочь прислала с факультатива эсэмэску: «Папа, это слишком». В итоге я решил отправить жену и дочку на Чечжу вместе с семьей моего младшего брата. «Ты не хочешь со мной?» — «Куда?» — «К Ки Ха». — «Что я в деревне не видела?» — Губы жены медленно двигались, разжевывая эти слова. Жена и дочь, они отправились на Чечжу на два дня раньше меня.

Я ни разу не ездил в деревню. Да, насколько я помню. Действительно, я видел село несколько раз в шестичасовой «Родной сторонке», да еще порой, мчась по междугороднему шоссе, пролетал мимо деревенских пейзажей. Заехав на Йондонскую скоростную автомагистраль, я почувствовал легкую тревогу. Словно тропическая рыба, которую переселяют на глубоководье, я собрал всевозможное снаряжение. Подготовил походную одежду и обувь; различные медикаменты, бинты, опять же, набор инструментов и охотничье ружье, опять же, достаточный запас дроби и пороха погрузил в багажник. И еще, самое главное, деньги, я прихватил кругленькую сумму наличными. Ничто так не умиротворяет человека, как деньги.

О том, какого рода нужна помощь, Ки Ха, в конце концов, умолчал. Может, надо подсобить на поле? А может быть, нужно отогнать кабанов? Эти мысли создавали путаницу в моей душе. А если там ящур или еще какая зараза? Ведь он опасен и для человека, — признаться честно, мне было не по себе. Так я довспоминался до птичьего гриппа и коровьего бешенства. Что же у него там стряслось? В пункте отдыха, на скамеечке, я пил «Хейзлнат» и курил. И вот что странно: сделав одну-единственную затяжку, я расчихался как курица, подхватившая смертельный вирус. В этой буре голубое, как море у берегов Чечжу, небо отхлынуло, как отлив — казалось мне. Словно тропическая рыба, чувствительная к перепадам атмосферного давления, я вспомнил жену и дочь. Раз и вспомнил.

В село Неправдоподобное я прибыл за полдень. Ки Ха подробно обрисовал мне путь, но, когда я добрался до райцентра, его объяснения утратили свою силу. Глядя на карту, опять же расспрашивая встречных, я с горем пополам отыскал-таки Неправдоподобное. В так называемом селе было всего несколько пустых домов, а людей — не то что людей, даже человеческой тени — не было видно. Зато я мог созерцать широченную тропу и величественную природу. Ого, прямо «Нэшнл джиографик»! Я окунул руку в ручеек, который струился вдоль тропы. Вода была освежающе прохладной, несколько мальков резвились в девственной тени, покачивая лобиками. Поразительно! Чтобы в нескольких часах езды от Сеула была такая первозданность! Потягиваясь, я пытался разглядеть конец тропы, теряющейся вдали. Всего несколько часов езды, а у меня было такое чувство, словно я в полном одиночестве стою на крутом скалистом берегу острова Уллындо, что лежит на юго-востоке в двухстах километрах от Большой земли. Словно прибой, ветер… зарокотал у меня в ушах. Если верить полученным ориентирам, чтобы добраться до коммуны, надо дойти до конца этой тропы, а потом обогнуть крутой косогор, к которому она выведет. Сколько же лет прошло? В девственной тени мне было почему-то неловко загибать и разгибать пальцы. С выражением нерестовой рыбы, которая вернулась в родную реку спустя семнадцать лет, я сел в свой внедорожник.

— Есть кто живой?

«Есть кто живой?» — несколько раз крикнул я, но никто не отзывался. В конце концов я решил оглядеть постройки коммуны. Из оных было несколько домиков, амбар и еще что-то вроде небольшого клуба, которые, однако, занимали обширную — по корейским меркам — территорию, так что обход отнял у меня целых десять минут. По пути я увидел рисовые чеки и отгороженное от них несколькими теплицами кукурузное поле, раскинувшееся до самого подножия холма. Жилые домики были сгруппированы в два массива, среди них выделялось главное здание; амбар и клуб располагались отдельно, а еще где-то, судя по приглушенному, разбавленному ветром мычанию, был коровник. В общем, размах приличный, раз ГДЕ-ТО был коровник. «Есть кто живой?» — я снова начал звать хозяина.