Пак Мингю - Коврижка

Странно, что утром того дня… я трамбовал отца в вагон… очень… грубо. Мне стыдно, но я был не в духе. Наверное, это из-за того, что мне пришлось по одной бумажке собирать деньги с пола, да, точно, из-за этого. Я пытался сбросить пар, но настроение, ясен перец, все равно было гадкое. «Сынок, секундочку… секундочку». — На мизерную долю секунды писк отца проник в мои уши, но, как ни странно, я ничего не почувствовал. «Счастливого пути, отец».

Вернувшись домой, отец вечером того дня выложил карты на стол. Короче, это касалось арифметики. Его компания дышит на ладан. Сейчас он подыскивает другое место. «Извини. Давай держаться вместе». — «Мне совсем не трудно», — ответил я. На следующий день я снова столкнулся с отцом. Он чувствовал себя виноватым, я чувствовал себя виноватым, поэтому запихнул его в вагон далеко не с первого раза. «Счастливого пути, отец».

Вытянув ноги, запрокинув голову и так наблюдая за тем, как плывут облака, я сказал: «Гуру, Земля и вправду вертится». — «Серьезно?» — «Когда я чувствую это вращение, мне вдруг приходит в голову мысль…» — «Какая?» — «А вот… мы действительно живем в космосе… на поверхности планеты…» — «И что?» — «Почему… в таком месте… мы так по-скотски живем?» Гуру немного помолчал, а потом встал: «Давай попьем». Я подтянул ноги, поднял прямо голову, и когда в результате Земля остановилась, перед моими глазами висел наполненный больше, чем обычно, — потому что Гуру нажал «БЕЗ ЛЬДА», — стаканчик «Миринды». На поверхности остановившейся Земли… опять… прибывал электропоезд.

«Хочешь расскажу тебе что-то интересное?» — неожиданно выплюнул эти слова Гуру, когда ушел только что прибывший поезд. «Ну, пропустишь вторую пару». Итак, в тот день я снова оказался на лавочке. Нельзя сказать, что история была интересная, скорее, она была несколько странноватой. «Я тогда плотно сидел на клее. Как всегда, я думал, что дошел до края. И вдруг я парю над крышей. И вот что удивительно, — вижу себя внизу с разбитой черепушкой. Смотрю на себя внизу, а сам свечусь странным светом. И тут я подумал: я что, умер? Перепугался до чертиков. Стал оглядываться по сторонам. Вдали над Орю-доном знакомый пацанчик висит над крышей, как я. Чжин Хо его звали. Торчок малолетний, он тоже понюхивал. Он что, тоже умер? Подумал я. Не знаю, сколько прошло времени. Я наконец очухался. Нет — воскрес, думал я тогда. Фу — отлегло от сердца. Но действительно удивительная вещь случилась после обеда. Чжин Хо, обдолбыш хренов, приходит ко мне. Мол, ты вчера не пыхал? Как же, конечно, пыхал, отвечаю ему. А ты не видел меня, ну, как я парил в воздухе? Типа: он меня видел, потому и спрашивает. Как же я перетрухал!

Короче, после того я стал совершенно другим человеком. С клеем завязал, не знаю почему. Что, если я допыхаюсь и навсегда останусь висеть над какой-то крышей в этом районе? Разве усердно жить — это не лучший и не единственный путь? — подумал я». — «Какая-то крыша в этом районе?» — «Ага,

Какая-то крыша в этом районе».

«Венерианцам хорошо». — В лютом холоде той зимы я согревал себя такими думками. Без них я бы не выдержал неожиданно суровые каникулы Училища информационных технологий. Длиннющая зима, я по-прежнему батрачил на нескольких подработках. Ранним утром — в метро, потом до поздней ночи — на кухне в забегаловке, а на рассвете — разносил газеты для респектабельных граждан. Фа-фа! Пар изо рта и пот в подштанниках. Вспоминаю сейчас те дни, и такое чувство, будто вижу себя парящим над какой-то крышей в этом районе. Похоже на взгляд… венерианца.

«Утреннее метро похоже — чувствовал я — на Млечный Путь. Ничего, что я так сказал?» На вопрос какого-нибудь венерианца я мог смело так отвечать. Утро было бескрайним и беспросветным, а морозный воздух был колюч. Как в «Тысячесловии»: « Юй Чжоу Хун Хуан». То есть пространство-время бесконечно и безжалостно. А я… был одинок. «Люди еще спят. Спят такие беспечные», — думал я, трясясь во мраке туннеля, тянущегося через Куиль и Куро до станции «Синдорим». Слегка потрясывало поезд, слегка потрясывало мою душу. Жизнь… мир… постоянно трясет.

Беспечных людей не существует. Гуру, который рулил подработками, стал риелтором в агентстве-летучке. Один-единственный месяц изменил человека. Он купил автомобиль, пусть и подержанный, стал совершенно иначе распоряжаться деньгами. Мы случайно столкнулись на улице. Передо мной стоял обеспеченный человек, я почувствовал, что это уже не тот Гуру, которого я знал. Однако нельзя же сказать, что обеспеченный — значит беспечный, нельзя же. Бригадир был верен себе, но и ему беспечность могла только сниться. Я слышал, что наш матерый гвардеец попался на брачную аферу, после чего выбыл из строя на целых десять дней и только после этого снова вышел на работу. Сам он ничего не рассказывал, а мы не расспрашивали. «Человек должен учиться», — неожиданно выдал однажды Бригадир, я коротко ответил: «О да». Потом ни с того ни с сего он спросил: «Недавно появилось печенье „Чик-Чок“, ты пробовал? Что вкуснее: „Чик-Чок“ или „О, йес“?» — «А, ну-ну». И…