Аврора Гитри - Татуированные души

— Заткнитесь! — кричит он, в бешенстве молотя по воздуху руками.

Бесы бушуют пуще прежнего, от их прыжков дрожат стены. Человек надевает маску, делая вид, что не замечает их. Ему надо как можно быстрее уйти из квартиры, иначе тени его одолеют. И будут терзать, пока не отнимут разум. Он открывает дверь, и свежий уличный воздух охватывает его. Он приглаживает рубашку, по телу бегут мурашки. Закрыв дверь и оставив за ней насмешничающих демонов, человек бросает взгляд на верхний этаж, на полуоткрытую жестяную дверь, ведущую в ад девочки. Вернулась ли она домой? Вдруг шум борьбы с кошмарами, столь сильный в последние часы, заглушил ее нетвердые шаги по лестнице?

Он ждет несколько минут, надеясь услышать ее хрип или просто увидеть ее саму. Но ничего не происходит. Тогда человек в маске спускается вниз по лестнице, громко стуча ногами, так, чтобы наркоманка поняла, что он уходит. Быть может, этот стук заставит ее выйти из квартиры, заставит спуститься с облака, вызовет на ее лице прекрасную, как солнце, улыбку.

Дойдя до грязной лужи, залившей вход, он останавливается, закрывает глаза и начинает молиться о том, чтобы она оказалась за его спиной, когда он повернет голову. Он медленно, словно механическая игрушка, оборачивается и, дрожа от ужаса, поднимает ресницы.

Вместо хрупкого, беззащитного силуэта девочки он замечает гораздо более массивную, полупрозрачную фигуру с желтыми глазами и с похожими на клыки зубами, она гримасничает и машет рукой в зловещем приветствии.

Бесы решили преследовать его и здесь.

— Я знала, что ты вернешься.

Он мог бы убежать в тот момент, когда она двинулась ему навстречу. Мог бы ускользнуть от измененного временем силуэта из прошлого, который спокойно приближается, цокая каблуками. Но его околдовывает распространяемый ею сладкий запах перечной мяты.

— Ты уже несколько вечеров подряд следишь за моими окнами.

Человек в маске не знает, что отвечать полупрозрачной тени. Она кажется совершенно живой по сравнению с другими бесами, одолевающими его после заката солнца.

— Я узнала тебя, несмотря на… маску. Это ведь действительно ты? — спрашивает она, протягивая к нему руку.

Человек ждет прикосновения, чтобы увериться в том, что она не является плодом горячечного бреда. Он дрожит. Бег не согрел его, не высушил сырую рубашку, не помог избавиться от призраков. В конце концов он остановился перед домом, за которым наблюдал целыми ночами, надеясь, что демоны прошлого останутся здесь. И вместо этого перед ним появилось новое видение.

— Ну? Это ты? — спрашивает она, беря его за руку. — Да ты весь горишь.

Он отступает, удивившись ледяному и в то же время очень знакомому прикосновению. Он пытается рассмотреть в темноте ее лицо. Он не грезит: это она, живая и постаревшая. Щеки впали, лоб от бессонных ночей покрылся морщинами. Ее тонкие бесплотные губы дрожат, говоря об испытаниях, которые ей пришлось пережить. Дерзкий огонь, когда-то оживлявший ее глаза, погасила пелена слез.

«Сколько же страданий доставил ей тигр, если она так изменилась!» — думает человек в маске. Женщина отводит глаза в сторону.

— Тебе надо к врачу пойти, — со слабой улыбкой говорит она ему надтреснутым голосом.

Ее рот приоткрывается в усмешке, и за кромкой губ появляются две зияющие дыры, два огромных нелепых провала. Ей не хватает двух зубов, и человек в маске сразу понимает, как она их потеряла. Он видит привычную сцену, он представляет, как тигр швыряет женщину на мебель или бьет в лицо. Человек в маске чувствует, как призывающий к мщению гнев рокочет в нем, разливаясь по всему пылающему от лихорадки телу. А ведь он молился, чтобы ее миновала эта участь.

Проклятию недостаточно его одного? Оно должно распространяться на всех, кто ему дорог?

— Ох, не может быть! — выдыхает он в бешенстве, протягивая руку к ее обезображенному рту. — Он что, бьет тебя?

Как ему хочется взять ее на руки, пропитаться ее ароматом, согреть своим горящим телом. Но он боится запачкать ее мокрыми лохмотьями, оставить следы на красивом сиреневом платье, напоминающем о весне. И он просто повторяет нежный жест, который она сделала много лет назад в тихой комнате. Словно надеясь заполнить уродливый проем, бесстыдно открывающий ее язык.

— Это… это нестрашно, — отвечает она, пытаясь выпрямиться и подавить рыдание, заставившее ее запнуться.

Человек много раз видел, как его подруга борется со слезами. И победа всегда оказывалась на ее стороне. Но сегодня ее плечи опускаются. Спина сгибается. У нее явно нет больше сил изображать мужество, нет больше сил затыкать трещины, через которые вырываются наружу чувства. И она безмолвно плачет, уткнувшись в ладонь человека. Ее тело сотрясается от спазмов, как сотрясалось от них несколько дней назад тело наркоманки. Его рука горит под рекой ее горя.