Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Вы понимаете, не так ли? – обычно спрашивал он в таких случаях.

– Да, – отвечала она и чувствовала себя более значительной персоной, чем обычно.

Контора был опрятная и красивая, как сам Каупервуд. Утреннее солнце освещало огромное восточное окно, закрытое бледно-зелеными спущенными шторами, и создавало ее романтическое настроение. Личный кабинет Каупервуда, как и Филадельфии, представлял собой обшитую вишневыми панелями звуконепроницаемое помещение, в которой он мог полностью отгородиться от окружающего мира. За закрытыми дверями кабинет превращался в святая святых. Он завел благоразумное правило как можно чаще держать дверь открытой, даже когда не диктовал письма. Именно в получасовые интервалы, предназначенные для диктовки, он больше всего сближался с мисс Новак. По прошествии многих месяцев, поскольку он был увлечен связью с другой женщиной, о которой она ничего не знала, Антуанетта иногда приходила на работу с ощущением нехватки воздуха или девичьей стыдливости. Ей никогда не приходило в голову откровенно признаться в своем желании близости с Каупервудом. Это бы отпугнуло ее, заставив усомниться в собственной нравственности, и тем не менее она продолжала постоянно думать о нем. О его густых, светлых, всегда аккуратно расчесанных волосах, о его больших, ясных, спокойных глазах, о его ухоженных руках, таких сильных и ловких, о его великолепных костюмах в изысканную тонкую полоску. Как все это восхищало ее! Он всегда казался далеким и недостижимым, кроме тех случаев, когда оказывался рядом с ней, и тогда он вдруг становился невероятно близким и доступным.

Однажды, диктуя ей письмо, он несколько раз пристально смотрел на нее, при этом она неизменно отводила глаза, потом встал и закрыл приоткрытую дверь. Она не придала этому значения, поскольку это случалось и раньше, но сегодня из-за его взгляда, пристального, без улыбки, она почувствовала, что сейчас случится что-то необычное. Она похолодела, потом ее бросило в жар, шея и руки покраснели. У нее была великолепная фигура, о чем она не подозревала, стройные ноги, изящное тело. Четкий профиль напоминал очертания с древнегреческой монеты, а волосы ее сейчас были уложены на манер античных статуй. Каупервуд заметил это. Он обошел вокруг стола, и, не садясь, наклонился и дружески взял ее за руку.

– Антуанетта, – произнес он, бережно держа ее руку.

Она подняла глаза и встала, там более что он слегка притягивал ее к себе, едва дыша, побледневшая и совершенно утратившая присущее ей самообладание. Она ощущала себя податливой и безвольной. Потом она приподняла голову и сразу же столкнулась с его прямым, страстным взглядом. У нее закружилась голова, и она смятенно посмотрела на него.

– Антуанетта!

– Да, – прошептала она.

– Вы любите меня, не правда ли?

Она пыталась сосредоточиться, собраться с силами и вернуть себе твердость духа, ту самую твердость духа, которая обычно не оставляла ее, но ничего не получилось. Вместо этого перед ней возник образ Блю-Айленд-авеню, где она выросла: одноэтажные старые домишки, а потом эта красивая, светлая контора и этот сильный мужчина. Ее кровь как будто вскипела. Она была словно волшебно заколдованная. Волшебно заколдованная и счастливая.

– Антуанетта!

– Ох, не знаю, что сказать, – выдохнула она. – Я… о да, да!

– Мне нравится ваше имя, – просто сказал он. – Антуанетта.

Он привлек ее к себе и обнял за талию.

Она вдруг испугалась, и из ее глаз хлынули слезы, не столько от стыда, сколько от потрясения. Она отвернулась, положила голову на руку, опущенную на стол, и разразилась рыданиями.

– Почему, Антуанетта? – ласково спросил он, нагнувшись над ней. – Вы плохо знаете жизнь? Кажется, вы сказали, что любите меня. Вы хотите, чтобы я забыл об этом, и все продолжалось, как раньше? Разумеется, я могу это сделать, если вы хотите.

Он уже знал, что она любит его.

Она ясно услышала его слова, несмотря на рыдания.

– Ну же! – произнес он через некоторое время, и полагая, что дал ей возможность прийти в себя.

– Ох, я не могу не плакать, – в смятении отозвалась она, сама не думая, о чем говорит. – Не знаю, почему я плачу. Наверное, это просто потому, что я разнервничалась. Прошу, не обращайте на меня внимания.

– Антуанетта, – повторил он, – посмотрите на меня!

– Нет, только не сейчас. У меня глаза распухли.

– Полно, Антуанетта! Взгляните на меня! – он поднял ее подбородок. – Видите, не такой уж я страшный.