Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Что за прекрасный вечер! – произнес он, усаживаясь рядом с Ритой. – И эта замечательная летняя шляпка с розами и чудесное платье!

Розы были красными, а платье белое с зеленой ленточкой, продетой по краю. Она прекрасно чувствовала его приподнятое настроение. Он так сильно отличался от Гарольда, был таким сильный и жизнерадостный! Сегодня Гарольд принялся опять стенать и клясть свою судьбу, сетовать на неудачу и жизнь в целом.

– На твоем месте я не стала бы жаловаться, – с горечью сказала она. – Ты мог бы больше работать и меньше злиться.

После этих слов он закатил сцену, и она отправилась из дома в магазин. Вскоре после ее возвращения приехала Эйлин, и в ее присутствии конфликт должен быть прекратиться.

Рита приободрилась и поспешно переоделась; Сольберг сделал то же самое. Приятно улыбаясь, они отправились на прогулку в экипаже. Теперь, слушая Каупервуда, оно довольно оглядывалась по сторонам. «Я хорошо выгляжу, он влюблен меня, – думала она. – Как было бы замечательно, если бы мы решились на большее!»

Но вслух она сказала:

– Дело вовсе не во мне, просто день выдался на славу. Это простое платье, и к тому же сегодня у меня нет причин радоваться.

– В чем дело? – жизнерадостно осведомился он; шум проезжавших экипажей заглушал звуки их беседы. – Я что-то могу для вас сделать? Мы собираемся проехаться до дальней беседки в Джексон-Парке, а потом, после ужина, вернемся домой, когда уже луна светить будет. Сейчас вы должны улыбаться и нравиться себе, если нет иной причины, о которой мне не известно. Я сделаю для вас что угодно, все, что только можно сделать. Что случилось? Вы же знаете, что я думаю только о вас. Если вы расскажете мне, в чем дело, вам больше не придется ни о чем беспокоиться.

– Ах, но вы ничего не можете с этим поделать, по крайней мере сейчас. Мои дела… Пустяки! Они очень просты.

Она находилась состоянии мечтательной отрешенности, даже от самой себя. Каупервуд снова был очарован ею.

– Но вы небезразличны мне, Рита, – тихо сказал он. – И ваши дела тоже. Я уже говорил, вы важны для меня. Разве вы не видите, что это правда? Вы загадочная, удивительная женщина. Я схожу с ума по вам. После нашей последней встречи я думаю и думаю о вас. Доверьтесь мне. Моя главная проблема, как соединить наши жизни, и тогда у вас не будет никаких забот. Мы нужны друг другу.

– Да, я знаю, – ответила она и немного задумалась. – Ничего особенного, просто мы немного поссорились.

– Из-за чего?

– На самом деле, из-за меня. – Ее губы неодолимо манили его к себе. – Как вы сами сказали, я не могу все время курить фимиам. (Она осознала эту мысль спустя время.) Но теперь все в порядке. Только посмотрите, какой прекрасный день!

Каупервуд глянул на нее и покачал головой. Она была прелестна в своей женской непоследовательности. Эйлин, занятая управлением коляской и собственным разговором, не обращала на них внимания и не слышала их. Она интересовалась Сольбергом, а поток экипажей, двигавшихся на юг по Мичиган-авеню, отвлекал ее внимание. Они быстро проезжали вдоль аллеи с распускавшейся листвой, ухоженных газонов, расцветающих цветочных клумб и открытых окон, – мимо восхитительного весеннего круговорота, – и Каупервуд чувствовал себя, как его жизнь снова началась с чистого листа. Его упоение, если бы оно было заметно, окружало бы его сияющей аурой. Теперь миссис Сольберг была вполне уверена, что ей предстоит замечательный вечер.

Ужин в Джексон-парке напоминал вечеринку на свежем воздухе в мэрилендском стиле: жареные цыплята, вафли, шампанское. Эйлин, польщенная действием своих чар на Сольберга, веселилась, как могла; она шутила, смеялась, провозглашала тосты и бегала по лужайке. Сольберг домогался ее расположения глуповато и неумело, но она слегка поощряла его восклицаниями вроде «Негодный мальчишка!» или «Потише, потише!». Она была так уверена в себе, что потом со смехом рассказала об этом Каупервуду. Каупервуд, не сомневавшийся в ее верности, добродушно отнесся к этому. Сольберг весьма кстати оказался настоящим болваном.

– Он неплохой малый, – заметил Каупервуд. – Мне он даже нравится, хотя скрипач он довольно посредственный.

После ужина они прокатились по берегу озера и выехали в открытую прерию, над деревьями в ясном небе сияла луна, озарявшая поля и наполнявшая озеро серебристым мерцающим светом. Миссис Сольберг была отравлена ядом, который источал Каупервуд, и этот яд начал оказывать на нее свое смертоносное воздействие. В ее характере, несмотря на внешнюю флегматичность, имелась склонность к действию, если ее чувства были затронуты по-настоящему. По своей природе она была активной и страстной женщиной. Каупервуд начинал приобретать в ее сознании черты той движущей силы, которой он был на самом деле. Было восхитительно ощущать любовь такого человека. Их ожидала яркая, бурная жизнь. Это немного пугало ее, но и привлекало, как мотылька к огню, горящему в темноте. Чтобы совладать со своими чувствами, она завела разговор о живописи и художниках, интересовалась Парижем и Римом, и он охотно отвечал, но при этом незаметно дотрагивался до ее руки, а улучив мгновение, в тени деревьев, коснулся ее волос, повернул лицом к себе и нежно поцеловал в щеку. Она вспыхнула и задрожала, потом побледнела, охваченная ураганом чувств, но совладала с собой. Это ни с чем не сравнимое блаженство. было понятно, ее старая жизнь заканчивается.