Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Эддисон протянул ему руку и пожал ее.

– Но только не отступайтесь, что бы вы ни сделали, – озабоченно сказал он. – Это будет признанием вашей слабости, а они ждут этого. Я тоже этого не хочу. Стойте на своем, и все развеется, как дым. Думаю, они просто завидуют вам.

– Я и не собирался отступать, – ответил Каупервуд. – У них нет никаких оснований обвинять меня. И я понимаю, что вся эта шумиха утихнет и пыль осядет.

Однако он был глубоко огорчен, что дело дошло до подобного разговора хотя бы и с Эддисоном. Так называемое высшее общество имело способы навязывать свои взгляды и рекомендации.

Но больше всего возмутил Каупервуда, хотя он гораздо позже узнал об этом, некий от ворот поворот, который получила Эйлин в доме супругов Симмс, когда ей высокомерно сообщили, что миссис Симмс нет дома, хотя коляски других гостей стояли возле подъезда. Вскоре дней Эйлин слегла в постель, и Каупервуд (поскольку тогда он не знал о причине) сильно встревожился.

Если бы не триумфальный финансовый триумф Каупервуда над противниками – полная победа в борьбе за контроль над газовыми компаниями, – его положение действительно было бы очень тяжелым. Но Эйлин жестоко страдала; она ощущала, что основной удар был целенаправленно нанесен ей, и ситуация едва ли изменится в ближайшее время. Они в конце концов были вынуждены признаться друг другу, что каким бы прочным и роскошным их дом не казался со стороны, он готов рассыпаться, как карточный домик. Откровенные разговоры между близкими людьми, тесно связанными друг с другом, всегда бывают трудными. Человеческие души постоянно стремятся обрести друг друга, но редко достигают успеха.

– Ты знаешь, – наконец сказал он ей, когда неожиданно вернулся и обнаружил ее в постели с мокрыми от слез глазами, – я понимаю, что все это значит. По правде говоря, Эйлин, я ожидал этого. Мы с тобой слишком поспешили и преждевременно пожелали стать здесь своими. Но мне не нравится, что ты принимаешь это так близко к сердцу, моя милая. Битва еще не проиграна. Я считал тебя более храброй. Разреши мне напомнить кое-что, о чем ты вроде бы позабыла. Со временем деньги решат все эти проблемы. Сейчас я побеждаю в схватке, и впереди будут другие победы. Я уверен в этом. Так что, милая, не надо отчаиваться; ты еще очень молода. Тебе еще предстоят свои победы. Мы не можем избавиться от этого недоразумения сейчас и здесь, в Чикаго, но когда мы это сделаем, то заставим многих расплатиться по счетам. Мы уже богаты и станем еще богаче. Это решит все проблемы. А теперь тебе нужно сделать хорошенькое личико и выглядеть довольной: в этом мире есть много вещей, кроме светского общества, ради которых стоит жить. Вставай и одевайся, а потом мы поедем ужинать в ресторан. У тебя есть я. Разве это уже не кое-что?

– Да, – тяжело вздохнула Эйлин, но снова опустилась на подушку. Она обвила руками его шею и расплакалась и от радости утешения, и от горечи обиды. – Я хотела этого не только для себя, но и для тебя, – шептала она.

– Знаю, – шепнул он в ответ. – Но сейчас не нужно тревожиться об этом. С тобой все будет хорошо. С нами обоими. Полно тебе, вставай же!

Однако он сожалел о ее слабости, которой от нее не ожидал. Это оказалось неприятным сюрпризом для него. Он решил, что в один прекрасный день выставит светскому обществу суровый счет по этому поводу. Между тем Эйлин постепенно вернула себе привычную бодрость духа. Она устыдилась своей слабости при виде его стоического отношения.

– О Фрэнк! – воскликнула она. – Ты всегда такой замечательный и отважный!

– Ничего особенного, – добродушно отозвался он. – Если мы не победим в этой игре здесь, в Чикаго, то сделаем это в другом месте.

Он думал о блестящем завершении своих дел со старыми газовыми компаниями и с мистером Шрайхартом, и еще о том, сколь тщательно он подойдет к решению других вопросов, когда придет нужное время.

Уже в первый год их вынужденного затворничества, а также позднее, Каупервуд осознал, что значит жить в изоляции от общества, которое постоянно напоминало ему, что его не считают достойным той среды, пусть она и состоит из посредственных личностей. Впервые пытаясь ввести Эйлин в высшее общество, он допускал, что какое бы скромное положение они ни занимали на первых порах, получив признание, они сами смогут добиться достойного положения и влияния. Однако, с тех пор как Каупервудов стали считать отверженными, они, при желании устроить какой-нибудь прием, вынужденно ограничивались незначительными персонами и случайными знакомыми, например, заезжими художниками, певицами и актерами, которых приглашали на званый ужин после спектакля. Разумеется, люди незначительного положения в обществе, такие как Хаадштадты, Хоксэмы, супруги Видера и Бэйли до сих пор дружески относились к ним и всегда были готовы заглянуть в гости. Время от времени Каупервуд находил возможность пригласить на ужин кого-то из деловых партнеров, любителя живописи или какого-нибудь художника, и в таких случаях Эйлин неизменно присутствовала за столом. Иногда Эддисоны навещали их или приглашали к себе. Но это было довольно тягостное существование, и чем дольше оно длилось, тем яснее становилось, что на этом поле Каупервуд потерпел поражение.