Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Лежа на дне бухты, она может имитировать цвет окружающего ила. Скрытая среди колышущихся водорослей, она приобретает их оттенки. Попадая в луч света, она становится подобна самому свету, тускло мерцая в воде. Одна из удивительнейших ее способностей – незаметно наносить удар и ускользать.

Каким, по вашему мнению, было намерение той высшей, разумной, созидательной силы, которая наделила Mycopteroperca такой способностью? Быть правдивой рыбой? Являть подводному миру неизменный облик, который может распознать любая честная и порядочная рыба? Или это что-то, больше похожее на хитрость, изворотливость и явный обман? Поразмыслив, в этом можно увидеть орудие иллюзии, живую ложь – существо, которое кажется не тем, чем оно является на самом деле, маскируется под самые обычные вещи, зарабатывает на пропитание изощренной хитростью, дурачит своих врагов, от которых не может защититься другим способом. Это справедливый вердикт.

Можете ли вы утверждать перед лицом этого факта, что всеобъемлющая и благотворная творческая сила не желает создавать ничего коварного и обманчивого? Или вы скажете, что подобие материального мира, где мы обитаем, само по себе является иллюзией? Если нет, тогда откуда взялись Десять заповедей и иллюзия справедливости? О чем мечтали Силы и Престолы и какую пользу они принесли своими мечтаниями?

Если вы были мистиком, предсказателем или членом того таинственного братства, которое пользуется заклинаниями, толкованием сновидений, мистической чашей или хрустальным шаром, сейчас бы вы могли заглянуть в их загадочные глубины и предсказать события, связанные с этими двумя людьми, которые теперь, по всей видимости, так удачно обустроили свою жизнь. Пары над ведьмовским котлом или бездны сияющего кристалла могли бы показать многочисленные города, мир особняков, экипажей, красоты и драгоценностей; огромную метрополию, возмущенную властью одного человека; великий штат, раздраженный силой, которой он не в состоянии управлять; громадные залы с бесценными картинами; дворец несравненной красоты; целый мир, благоговейно повторяющий одно имя. И печаль, печаль, печаль.

Три ведьмы, призвавшие Макбета на выжженную пустошь, могли бы воззвать к Каупервуду:

– Привет тебе, о Фрэнк Каупервуд, владелец великой железнодорожной системы! Привет тебе, о Фрэнк Каупервуд, строитель бесценного особняка! Привет тебе, о Фрэнк Каупервуд, покровитель искусств и обладатель безмерных богатств! Ты будешь прославлен вовеки.

Но как и шекспировские ведуньи, они бы солгали, ибо в славе также заключается пепел плодов Мертвого моря – знание, которое невозможно воспламенить желанием или удовлетворить роскошью; сердце, давно уставшее от житейского опыта, душа, лишенная иллюзий, как луна в безветренную ночь. А Эйлин, как и Макдуфу, они могли дать более патетическое обещание, связанное с любовью и крушением надежд. Иметь и не иметь! О, сладость обладания и горечь расставания! Блестящее общество, сияющее, как мираж, но запирающее двери; любовь, ускользающая, как блуждающий огонек, и умирающая во тьме. «Привет тебе, о Фрэнк Каупервуд, безвластный властелин, князь мира мечтаний, чьей реальностью было избавление от иллюзий!» Так могли бы восклицать ведьмы перед котлом с танцующими фигурками, перед парами с волшебными видениями, и это было бы правдой. Какой мудрец может не предсказать подобный конец по такому началу?

Когда Фрэнк Алджернон Каупервуд вышел из тюрьмы Восточного округа Филадельфии, он понимал, что с прежней жизнью в городе его детства навсегда покончено. Юность прошла, и вместе с ней канули его грандиозные деловые замыслы. Придется все начинать сначала.

Не стоило повторять, каким образом вторая волна биржевой паники, связанная с банкротством «Джей Кук и Кº», помогла ему вновь нажить состояние. Возвращение богатства до некоторой степени смягчило его ожесточение… Казалось, сама судьба позаботилась о его благополучии. Но, так или иначе, биржевые авантюры как способ приобретения капитала теперь внушали ему отвращение, и он решил раз и навсегда покончить с этим. Он займется чем-нибудь другим: городской рельсовый транспорт, земельные сделки – безграничные возможности дает Запад. Филадельфия больше не привлекала его. Хотя теперь он был свободен и богат, он оставался скандальной фигурой, неприемлемой для лицемерных светских и финансовых кругов. Ему придется прокладывать путь в одиночку, без чьей-либо помощи, под пристальным вниманием бывших друзей, которые будут издалека следить за его карьерой. С этими мыслями он уезжал, а его очаровательная любовница, которой исполнилось двадцать шесть лет, приехала на вокзал, чтобы проводить его. Каупервуд с нежностью смотрел на нее; для него она была воплощением женской красоты.