Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

От резкого торможения Рошаль едва не слетает со скамьи. Цвайкант на последнем дыхании догоняет машину, навстречу ему тянутся руки товарищей. Они втаскивают Философа в кузов и поддерживают, пока он не находит опору самостоятельно.

— Ну, поехали? — спрашивает водитель. — А то мы доберемся до цели одновременно с тыловым обозом.

Ревет мотор, и машина устремляется по пересеченной местности на такой скорости, что Мосс поглядывает с испугом, в какую сторону они свалятся.

Наконец водитель бронетранспортера догоняет товарищей и занимает место в колонне. Пограничники вздыхают с облегчением.

— Черт побери! — восклицает Мосс. — Стоит поднажать, и эта колымага, оказывается, может превратиться в гоночный автомобиль. — И вдруг его разбирает хохот — он указывает на Цвайканта, с ног до головы вымазанного глиной: — Нет, вы только на него посмотрите — вот это маскировка!

Цвайкант, все еще не отдышавшийся, отвечает ему с кислой миной:

— Освежили меня, друг мой, освежили не хуже, чем в парикмахерской.

На ужин солдаты собираются под наскоро натянутым брезентом. Каждому выдают небольшую порцию консервированных сосисок, кусок черного хлеба и кружку чая. Люди обессилены и бросают злобные взгляды на небо, остающееся беспросветным.

Мосс смотрит на часы:

— Три часа назад я должен был встретиться с ней, а я в это время сижу тут с тобой, Светильник. Я бы уже ей все высказал…

Убирая свою посуду, Цвайкант заявляет:

— Все это спекулятивные рассуждения. Ты бы давно сказал о своих чувствах, если бы не твоя боязнь и робость. Я полагаю, что ты и сегодня не смог бы этого сделать.

Рошаль отводит обоих солдат в сторону:

— Вы задержали движение бронетранспортера без моего разрешения, рядовой Мосс.

— Так точно. Светильник выдохся и отстал. Я хотел помочь ему…

Цвайкант подтверждает, что все так и было.

— Я действительно выбился из сил, — рассказывает солдат, — и если бы Мосс не проявил инициативу, мне не удалось бы догнать машину.

— Стало быть, налицо не только превышение полномочий со стороны одного, но и недостаточная физическая подготовка другого. А ведь прошла добрая половина срока вашего обучения.

— Я смотрю на это по-другому, — возражает Цвайкант, — и, если разрешите, разъясню свою точку зрения…

— Нет, не разрешаю. Речь идет о военной службе, а в этих вопросах решающее слово за мной. Вы свободны, можете идти!

Мосс уходит, Цвайкант задерживается. Впервые за то время, что Рошаль знает солдата, тот повышает голос в разговоре с командиром:

— И все-таки я расцениваю случившееся в ином свете, поэтому с вашего разрешения хотел бы объясниться.

— Сделаете это при первом же подходящем случае в присутствии всего отделения, — соглашается Рошаль.

Солдаты надеялись, что после скудного ужина учения закончатся, но надеждам их не суждено сбыться. Они утомлены, не слышно даже шутливой перебранки, которая всегда служила чем-то вроде подбадривающего средства.

Наконец около полуночи раздается сигнал отбоя. Но до того они еще отрабатывают действия в условиях ночного освещения поля боя ракетами, учатся на ходу совершать посадку на машины и высадку из них, действовать в темноте (после ослепления ракетой). Ребята осознают, каким блаженством может быть минутная передышка под деревом и какое это счастье — отдых в палатке на походной раскладушке, по поводу которой они вчера отпускали шуточки…

Чистка оружия? Теперь еще и это…

Глезер хохочет:

— А вы как думали?

Солдатам не до смеха — они слишком устали. Командиры отделений тоже изрядно вымотались и лишь вполуха прислушиваются к тому, что говорит Юрген.

— Результаты хорошие, особенно отличилось отделение Майерса. Словом, спокойной ночи… Вы что-то хотели сказать, товарищ сержант?

Юрген задает Майерсу этот вопрос, потому что при неярком свете лампы лицо сержанта кажется ему озабоченным.

Майерс вытягивается:

— Нет-нет, все в порядке.

Конечно, Майерса что-то тревожит. Юрген чувствует это по его голосу, да и Майерс не очень-то старается скрыть свое настроение. Но и лейтенант слишком утомлен, чтобы продолжать беседу, и дает команду разойтись.

Дождь продолжается всю ночь. Не прекращается он и утром, когда солдаты встают и обнаруживают, что обмундирование совсем не просохло.

Один из танкистов заходит в палатку с газетой в руке, оглядывает ее обитателей и удивленно констатирует:

— Так это вы и есть?! Парни, так о вас же написали в газете!