Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Но не выполнил, — констатирует Рошаль. — Вы не поразили ни одной цели.

— Очень сожалею. Я опасался, что так оно и будет, еще когда следил за ее полетом.

— Предположим… На исходный рубеж!

Все немножко трусят, в том числе и Мосс, хотя разыгрывает из себя смельчака. Но гранату он бросает точно в цель.

Юрген доволен: кажется, между ним и взводом достигнуто взаимопонимание. Ему понятен общий настрой, он уже без труда отличает подлинное мужество от бравады. Он вспоминает, как сам волновался, когда впервые держал в руках боевую гранату…

В итоге лучшие результаты показало отделение Барлаха. Более того, оно вышло на одно из первых мест в роте, а это сенсация, так как до сих пор никто не принимал Барлаха и его отделение всерьез.

Командир роты подписывает письмо, которое направляется по месту прежней работы Барлаха, а отделение поощряется внеочередным увольнением. Юрген первым дружески пожимает руку Барлаху и при этом замечает в его глазах радость и удивление. Что ж, есть чему удивляться — Петер Барлах впервые добивается успеха как командир отделения.

— На этот раз твои были лучше, — говорит ему не без зависти Майерс.

— Просто повезло, — смущенно отвечает Барлах, но Рошаль, оказавшийся рядом, вносит ясность:

— При чем тут везение? Твои парни стреляли, как индейцы! Да и сам ты был в порядке… Ну а своим я задам перцу, особенно Философу. Он же при случае и угробить может…

Окружающие смеются, так как происшествие уже получило огласку.

— Знаешь, Рошаль, — говорит Майерс, — наши отделения взяли такой темп, что теперь можно и посоревноваться.

— А разве до этих учений у нас не было соревнования? — спрашивает лейтенант Михель, прислушивавшийся к разговору своих сержантов.

— Было, но…

— Было, конечно, — соглашается и Рошаль, — но победителя знали заранее. Мандат на первое место лежал в кармане у него, — указывает он на Майерса.

— Похоже, — шутит Юрген, — всем нам необходима приличная встряска, чтобы расстаться с практикой послаблений.

— В моем отделении нет никаких послаблений, товарищ лейтенант, — возражает Майерс.

— Если вам что-то во мне не нравится или вы не понимаете, что я, как командир взвода, задумал, тогда высказывайтесь напрямую. Идет?

Все трое кивают в знак согласия.

Юрген не ожидал, что квартира Глезера окажется такой. Он представлял себе уютные комнаты, хранящие следы беспорядка, как обычно бывает после нескольких лет семейной жизни. И ничего подобного не увидел. Современная мебель приятно гармонировала с остальными деталями интерьера. На стенах висели репродукции картин, книжные полки доходили до потолка. Радиоприемник, телевизор, проигрыватель…

Юрген пытается охватить взглядом все сразу. Чтобы осмотреться внимательнее, у него не остается времени, так как из соседней комнаты выходит жена Глезера — очаровательная блондинка, стройная, среднего роста, с большими миндалевидными глазами. Знакомясь с ней, лейтенант настолько теряется, что едва не забывает вручить ей коробку шоколадных конфет — он успел купить ее, получив приглашение Вольфа.

Примерно через час заявляются сыновья Глезеров. На одном разорвана рубашка, у другого все лицо в царапинах. Оказывается, они забрались в чужой сад, чтобы полакомиться вишнями. Их застукал хозяин, и ребятам пришлось удирать.

Старшему восемь лет, младшему семь. Вылитые Глезеры, с круглыми румяными щечками, с одинаковыми челками на лбу.

Отец смеется, а мать вздыхает:

— С ними каждый день что-нибудь случается… И зимой и летом… Зимой они до изнеможения гоняют на лыжах и коньках, а летом рвут рубашки и штаны. Прямо наказание какое-то. Не заводите мальчишек… — Но все это она произносит таким тоном, что в ее истинных чувствах сомневаться не приходится.

Вечер проходит в очень приятной обстановке, и Юрген меняет свое мнение о Глезере.

Марии Глезер двадцать восемь лет. По профессии она воспитательница, работает заведующей в местном детском садике. Она ведет себя непринужденно, говорит то, что думает.

Вольф Глезер обожает жену и детей. Его любовь к детям и к жене проявляется даже тогда, когда он с наигранной строгостью выговаривает ребятам: «А теперь пошли отсюда, паршивцы, иначе я вас вздую!» — или когда грубовато просит жену: «Слушай, старуха, поставь-ка пластинку с завыванием ветра. Ты знаешь какую». Оказывается, он имеет в виду «Грезы любви» Шумана, которые, как он утверждает, напоминают ему вой ветра в камине.