Гости сдвигают бокалы, а Юрген поводит носом:
— Кажется, горит картофельная ботва. Но откуда бы ей здесь взяться?
Фрау Глезер подзывает Юргена к окну. Садик расположен на склоне холма. Дым костра тянется к дому сквозь кроны деревьев и теряется за крышами деревенских домов. Хозяйка поясняет:
— Вон там, позади садика, у нас несколько гряд картошки. Она уже выкопана. Сейчас попробуем, каков нынешний урожай.
Юрген наблюдает за тем, как один из сыновей Глезера пошевеливает палочкой в костре и подбрасывает в огонь картофельную ботву.
— А где же ваш второй? — спрашивает он.
— Готовит решетку для мяса.
— Хорошо у вас здесь.
Она соглашается:
— Везде хорошо, если жизнь устроена…
Потом гости и хозяева сидят вместе под яблоней в саду. Мясо вкусное, с острыми приправами, сосиски наперчены, хлеб нарезан толстыми кусками. В миске — запеченные в золе картофелины с черной корочкой.
— Берите картошку прямо руками, — рекомендует Глезер. — Руки мы потом вымоем.
На десерт хозяйка подает фрукты — сливы, яблоки. Потом разговор переходит на служебные темы, и фрау Глезер, забрав детей, оставляет мужчин одних.
— Давайте не будем эгоистами, — возражает Юрген. — Поговорим о чем-нибудь другом.
Глезер машет рукой:
— Ничего, ничего, продолжай…
Майерс в это время заводит речь о том, как он работает со своим отделением.
— Я хочу сказать, что не надо идти на поводу у солдат. Чем сложней представляется им та или иная работа, тем больше они сомневаются в успехе. И пока затрачиваешь усилия, чтобы вернуть им уверенность, половина времени, отпущенного на обучение, уже прошла. Я так считаю: каждый должен понимать — раз задачи поставлены, они должны быть выполнены, и чем быстрей, тем лучше.
— Но с нынешним призывом добиться этого, пожалуй, не удалось, — вставляет слово Юрген.
Майерс опускает голову:
— На то есть свои причины.
— Для меня важнее другое, — замечает Рошаль. — Необходимо правильно соразмерять меры принуждения и убеждения, причем я отдаю предпочтение убеждению. Если чего-то добиваешься принуждением, то люди действуют не с полной отдачей.
— Человек всегда остается человеком, — говорит Барлах, — да и люди все разные: есть сильные и слабые, есть исполнительные, понятливые и нерадивые, нерасторопные, патрон в руки взять боятся.
— Я хочу только, чтобы не надо было каждому объяснять прописные истины, — подчеркивает Майерс. — Если на тебя нападают, надо защищаться. Нам, например, угрожают сейчас нейтронной бомбой, которая убивает все живое, но не разрушает материальных ценностей, грозят смертоносными лучами. Против таких бандитов существует лишь одно средство защиты — сила оружия.
— Истина истиной, — замечает по этому поводу Рошаль, — но открывать ее для себя приходится каждому, прежде чем она станет руководством к действию.
— Стало быть, нам и беспокоиться не о чем? — спрашивает Майерс.
Рошаль качает головой:
— Напротив…
— Не вижу здесь никакого противоречия, — говорит Юрген, откинувшись на спинку стула. — Просто один из вас высказывает как предположение то, что другой считает задачей, которую необходимо выполнить. Но ведь одно не исключает другого.
— Я представляю себе дело следующим образом, — продолжает Рошаль. — Мы не хотим войны, но, если противник навяжет нам ее, мы должны быть сильнее его. Поэтому нам необходимо учиться воевать, а этого можно добиться лишь в том случае, когда точно знаешь, за что сражаешься. Понимаете мою мысль?
— Конечно, — отвечает Майерс. — Именно о том, чтобы научить солдат военной науке, мы и должны позаботиться. Для этого необходимы знания и стремление приобретать их. Как можно заставить учиться человека, если он не осознает или даже отвергает эту необходимость?
— В этом рассуждении что-то есть, — подтверждает Глезер. — Вот потому-то, наверное, подразделение Майерса и опережает других по крайней мере на полшага.
Барлах молчит, настроение у него, как представляется Юргену, невеселое.
— А каково ваше мнение? — обращается к нему Михель. — Вы не согласны?
— И да, и нет. В армии учат главным образом науке побеждать. Но ведь война — это еще и смерть. И если начнется новый военный конфликт, он принесет гибель огромному числу людей у обеих воюющих сторон. Страшно даже подумать об этом… — Он видит по глазам товарищей, что они рвутся возразить ему, и, защищаясь, поднимает руки: — Только не говорите мне прописных истин, я их и сам знаю. Все мы их знаем, иначе бы здесь не служили.
Читать дальше