Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Правда ли это?

Что народу очень тяжело, это бесспорно. Но от того ли, спрошу я, что правительством предприняты грандиозные планы? Или от того, что они предприняты слишком поздно?

Сколько я ни вдумываюсь в широкие планы С.Ю. Витте, я должен признать их безусловную необходимость – всех, кроме, может быть, винной монополии. Планы действительно грандиозны, но как же иначе. Ведь и Россия грандиозна. Планы г. Витте ничуть не шире страны, для которой предложены, – скорее – уже. Мне кажется, не только не ошибкой, но решительной заслугой С.Ю. Витте следует счесть то, что он вместе с Вышнеградским увидел истинные размеры России. Недаром оба министра – математики. В их строгое и точное представление впервые вместилась огромная величина, нами, обыкновенными смертными, прямо не вместимая. До Бунге включительно господствовал взгляд, будто Россия уже ничего более не может дать государству, что нет иного способа покрывать рост расходов, как путем займов. И мы занимали рукою вольной, пока не дожили до того, что занять уже нельзя было (как в 1891 г.), нам перестали верить. Россия самим русским казалась экономически незначительной величиной, и ни о каких великих замыслах, о начинаниях всенародных не приходило и в голову. «Не на что, денег нет». Огромною державою начинало овладевать уныние, какая-то трусливая оторопь. Мы разорены, мы ничего не можем, нам «не до жиру – быть бы живу». Под этим болезненным внушением устанавливалась не жизнь – с ее надеждами и борьбой за счастье, а какое-то канцелярское переживанье изо дня в день: «день да ночь, сутки прочь». В то время как весь мир шел вперед, мы топтались на месте: «денег нет, не с чем двинуться». Вышнеградский и его преемник разбили это вредное внушение. Как денег нет? Они есть, они будут. Народ беден, но Россия богата. Она тем богата, что огромна, неисчерпаема, обильна природой и рабочими руками. Нужно только привести в движение ту машину, которая выжимает из природы капитал, надо двинуть вперед труд народный. Наша промышленность в зародыше – необходимо поднять промышленность как наиболее выгодную форму труда. Никакая промышленность невозможна без железных дорог – необходимо покрыть Россию железной сетью, провести дороги в Среднюю Азию, в Закавказье, в Сибирь. Россия отстала в главном орудии прогресса – в путях сообщения, Россия не овладела сама собой, Россия не может бороться с Америкой, пока у нас нет путей. Без железных дорог земледелие наше обращается в насмешку. Необходимо строить дороги во что бы ни стало. Деньги же даст народ – безобиднейшим из налогов, налогом на пьянство, на национальный порок наш. Сам даст, добровольно.

Такова, мне кажется, логика этой системы. Она грандиозна, но что же в ней чрезмерного? Вы считаете, что мы зарвались, построив дороги в Сибирь и Туркестан, но разве Сибирь и Туркестан не в черте России? Разве Порт-Артур – естественный выход той России, какою она должна сложиться при развитии ее культуры? Помимо официальных границ, каждая страна имеет неофициальные – границы будущего, те естественные берега, до которых непременно дойдет народное море. С этой точки зрения Маньчжурия и Квантун сами, так сказать, просятся под знамя русское, и было бы ошибкой не попробовать мирно, без войны приобрести то, за что в будущем пришлось бы, может быть, воевать. И здесь планы русской политики не шире ее существенных, исторических нужд.

– Но народу не по силам эти огромные планы, – скажете вы. – Он слишком убог и беден. Надо пожалеть народ.

О, Боже мой! Неужели же не нужно пожалеть народ! Надо пожалеть, но как? Именно из сострадания к народу, из глубокого сознания спасительной необходимости нужно осуществлять те планы, которые кажутся великими. Они только кажутся необъятными, но в сущности как раз впору народу, по плечу ему. Именно из сострадания нельзя напяливать на народ узкую экономическую политику – она мучительна, как узкие сапоги или платье, из которого вы выросли. Конечно, 20 вместо 60 тысяч: это стоило бы на вид гораздо дешевле, ведь и маленькие сапоги дешевле больших. Но с 6 000 верст железных дорог не была ли бы Россия похожа на Китай, который тоже не спешил строить железные дороги? В Китае, как у нас в Севастопольскую войну, иностранцы могут откромсать целые области, прежде чем подоспеет военная сила. Без железных дорог, конечно, мы не приобрели бы Маньчжурии, но без них, может быть, мы уже потеряли бы пол-России, как в эпоху Витовта. Не мы устраиваем мир. Если мир покрылся железными дорогами, оставаться без них – значит обрекать себя на гибель, на судьбу краснокожих или индусов – это ясно как день. Столь же ясно, что нужна не только сеть дорог, но и сеть определенной густоты. Словом, если мы хотим жить на земле, то нужно приспособляться к новым условиям. «Жизнь есть приспособление внутренних условий к внешним», – говорит наука. И надо спешить приспособляться: это было ясно еще Петру Великому. Всякое опоздание он сравнивал с «невозвратной смертью».