Михаил Меньшиков - Письма к ближним

В современной семье народов уже нет общего Бога, нет общей совести, и, как в эпоху диадохов, национальному эгоизму нет границ. Чем культурнее народы, тем страшнее они для человечества, тем неумолимее для слабых. «Народы-богатыри», «народы-победители», как Германия, Англия, Соединенные Штаты, обезумели от торжества и счастья; они уже не скрывают своих замыслов, они близки к тому, чтобы вызвать на бой весь некультурный мир и затем друг друга. Иначе какой же смысл в продолжающихся неслыханных вооружениях, в лихорадочной постройке флотов, нагромождении союзов и т. п.?

Не сочтите эти строки за мрачное настроение духа – это только желание видеть вещи, как они есть. Если где-нибудь усиленно производят взрывчатые вещества, если обкладывают себя бомбами, динамитом, порохом, то можно с точностью предсказать неминучесть взрыва: со статистическою неумолимостью он произойдет рано или поздно. То же самое и в международной политике благодаря тем странам, которыми восхищается задорный английский лорд. Прямо невозможно, чтобы вся эта безмерная потенция, собираемая в виде армий, «вооруженных народов», броненосных армад, чудовищных пушек, – невероятно, чтобы вся эта без конца накапливаемая причина не привела наконец к соответствующему действию. Будем желать, чтобы все обошлось благополучно, но возможно и то, что мы накануне нового многовекового цикла войн, вроде тех, которыми создался Рим. Жизнь, как и в древние времена, чем обеспеченнее, тем становится опаснее.

Теперешняя международная жизнь воспитывает народы в тяжелых предчувствиях, утомляет враждой. Немудрено, что в нашем «новоязыческом мире», как называет его барон Таубе, раздаются все чаще голоса, – что самый верный путь к миру на земле – не богатство и не сила, а те забытые начала, которые даны Евангелием.

Извержение на Мартинике, истребившее в четыре минуты 40 000 человеческих жизней, набросило на весь шар земной как бы креп из тончайшей, неуловимой глазом вулканической пыли. Полосы этой пыли, подобно концам траурного убора, развеваются воздушными течениями на десятки тысяч верст. Особенно ощутителен глубокий траур земли на нашем Севере: присутствием вулканической пыли ученые объясняют крайне ненастное лето и связанный с ним неурожай, охвативший ближайшие к Петербургу области. Финляндия, губернии Вятская, Новгородская и Псковская – вот полоса голода, мрачным нимбом облегающая теперь голову России – Петербург. Голод все это десятилетие бродил далеко от нас, где-то на Юге и Востоке или в областях центра; теперь этот внутренний враг наш, хуже Мамая, подступает к странам, которые не видали татар, к древнему гнезду варяжскому, к земле Новгорода Великого.

Что касается Финляндии, она, вероятно, справится со своим бедствием. Она относительно богаче России, образованнее, культурнее. Острые крайности, вроде голодного тифа, цинги, куриной слепоты, в этой маленькой стране едва ли возможны. Финляндия та же Европа; образованное общество вооружено здесь гласностью, свободой частной инициативы и тем подъемом духа, какой дает политическая жизнь. Культурное общество непременно поможет своему простонародью, и, вероятно, там уже кипит одушевленная работа. За Финляндию нечего беспокоиться именно теперь, когда глаза всего мира – если верить финляндцам – обращены на эту страну. Она непременно захочет доказать свою высокую гражданственность тем, что блестяще справится с бедой. Так как господствующий класс там шведы, то, несомненно, в круг помощи финляндцам будет вовлечена Швеция и другие скандинавские страны. Наконец, и Россия что-нибудь поможет. В Петербурге множество богатых финляндцев и шведов. Финляндии же сочувствует и весь Прибалтийский край. В пользу потерпевших от неурожая финнов разрешена подписка, открытая между прочим при редакции «Нового времени». Англо-американское духовенство Петербурга кликнуло клич в пользу Финляндии: англичане и американцы по всей России приглашаются посылать пожертвования с этой целью. Финны – протестанты, и не только русские протестанты, но и протестанты всего света поддержат финнов. За них, стало быть, тревожиться нечего – говорю это уверенно и с полным сочувствием к маленькому «великому княжеству», с желанием, чтобы и там были все накормлены и довольны.

Финляндия справится с голодом, но вот Псков, Новгород, Вятка – они, признаюсь, внушают серьезное беспокойство. Они слишком близки к Петербургу, они слишком скромны, чтобы быть замеченными, о них шуметь не будут. До сих пор я не слыхал о какой-либо подписке в пользу наших северян. Собирают до сих пор пожертвования на буров, на македонцев, на финляндцев, но на нуждающихся псковичей или новгородцев – об этом нет и речи. Я этим вовсе не взываю к пожертвованиям, я просто отмечаю интересный факт. Чужие, далекие страдания нам ближе, чем свои, родные. Вы скажете, что согласно официальному извещению, уже приняты известные меры, что, например, Псковская губерния «пока» обеспечена. Прекрасно, я верю этому, но я – пскович, я знаю, до какой степени эта губерния бедна даже в урожайные годы. Позвольте мне замолвить слово за земляков, о которых никогда ничего не слышно, точно они вычеркнуты из географии. Мне пишут, что хотя меры приняты, но положение там серьезное, что старики не запомнят подобного года, что зима будет «тобольская». Тобольская – значит такая, как в памятном и страшном 1844 году, когда от голодного разоренья многим псковичам пришлось выселяться в Тобольский округ. Нынче и хлеб пропал, – овсы жали со снегом, – и сено, и, главное, лен погиб. Лен в наших краях якорь спасенья. Мужик без льна и в город не едет, только за лен и деньги дают. Пропал лен – пропал наш мужик-мякинник. Вы скажете: ведь уже объявлено, что ассигнованы суммы и что как семена льна («долгунца»), так и яровые семена будут закуплены «для продажи их населению по заготовительной цене». Конечно, это очень хорошо, – цены будут умеренные, – но вот вопрос: если лен не уродился, то на какие деньги население купит семена даже «по заготовительной цене»? Вопрос для меня, немножко знающего тамошние условия, прямо неразрешимый.